Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Прочитав какой-нибудь труд, отмеченный духом добродетели, люди нередко говорят: «Жаль, что автор не пожелал рассказать в своем сочинении о самом себе, лишив нас тем самым возможности проверить, действительно ли он таков, каким кажется». Что греха таить — сочинители дали немало поводов для подобных рассуждений; однако я не раз убеждался, что читатели прибегают к таким рассуждениям лишь для того, чтобы им не пришлось восхищаться высокими истинами, запечатленными в писаниях порядочного человека.
* * *
Писатель, наделенный хорошим вкусом, являет собой в кругу нашей пресыщенной публики то же зрелище, что молодая женщина среди старых распутников.
* * *
Тот, кто слегка приобщился к философии, презрительно относится к знаниям, но тот, кто ею проникся, глубоко их уважает.
* * *
Поэт, да обычно и всякий литератор, редко когда наживается на своем труде; что же до публики, то ее отношение к автору можно определить как нечто среднее между «Благодарю вас!» и «Пошел вон!». Таким образом, ему остается одно: наслаждаться самим собою и каждой минутой своей жизни.
* * *
Молчание автора, сочинявшего прежде хорошие книги, внушает публике больше уважения, чем плодовитость сочинителя посредственных произведений; точно так же безмолвие человека, известного своим красноречием, действует куда сильнее, нежели болтовня заурядного говоруна.
* * *
Шемало литературных произведений обязано своим успехом убожеству мыслей автора, ибо оно сродни убожеству мыслей публики.
* * *
Как посмотришь на состав Французской академии, так невольно начинаешь думать, что девизом своим она избрала стих Лукреция:[95]
Certare ingenio, contendere nobilitate.[96]
Почетное звание члена Французской академии подобно кресту Святого Людовика, который можно увидеть и на том, кто ужинает в Марлийском дворце,[97] и на том, кто заканчивает день в третьеразрядной харчевне.
* * *
Французская академия подобна парижской опере, которая существует на средства, не имеющие к ней никакого отношения, вроде обязательных отчислений в ее пользу со всех провинциальных оперных театров, платы за право пройти из партера в фойе и т. д. Вот и Академия живет за счет раздаваемых ею привилегий. Она точь-в-точь как Сидализа у Грессе:[98]
Чтоб цену ей могли вы по заслугам дать,
Сначала следует вам с нею переспать.
* * *
Литература и в особенности театр дают сейчас людям возможность приобрести репутацию, как некогда заморские острова давали возможность нажить добро: достаточно было туда приехать, чтобы тотчас же разбогатеть. Но большие состояния, нажитые предками, обернулись ущербом для потомков, ибо земли, прежде плодородные, оказались совершенно истощенными.
* * *
В наши дни театральный и литературный успех смехотворен, и только.
* * *
Философия распознает добродетели, полезные с точки зрения нравственной и гражданской, красноречие создает им известность, поэзия превращает их в общее достояние.
Красноречивый, но грешащий против логики софист по сравнению с оратором-философом — это то же, что ловкий фокусник по сравнению с математиком, что Пинетти[99] по сравнению с Архимедом.[100]
* * *
Можно иметь в голове множество идей и быть при этом неумным человеком, как можно командовать множеством солдат и быть при этом плохим генералом.
* * *
Сколько нареканий вызывают обычно литераторы, удалившиеся от светской жизни! Им хотят навязать интерес к обществу, которое ни в чем; их не поддерживает, хотят заставить их вечно присутствовать при лотерейных розыгрышах, в которых они не могут принять участие.
* * *
В древних философах меня больше всего восхищает их стремление жить в согласии со своими теориями. Примером тому могут служить Платон,[101] Теофраст[102] да и другие. Практическая нравственность входила в их философию столь важной составной частью, что многие из них стали главами школ, не написав при этом ни одной строчки: достаточно назвать Ксенократа,[103] Полемона,[104] Левкиппа[105] и других. Сократ[106] не написал ни единого труда и изучил из всех наук одну лишь науку о нравственности, но это не помешало ему занять первое место среди философов своего времени.
* * *
Лучше всего мы знаем, во-первых, то, что поняли чутьем; во-вторых, то, что изведали на собственном опыте, сталкиваясь с разными людьми и явлениями; в-третьих, то, что уразумели не из книг, а благодаря книгам, то есть благодаря размышлениям, на которые они нас наталкивали; в-четвертых, то, чему научили нас книги и наши учители.
* * *
Литераторы, в особенности поэты, подобны павлинам: им бросают в клетку жалкую горсть зерна, а если порою и выпускают оттуда, то лишь затем, чтобы посмотреть, как они распускают хвост. Между тем петухи, куры, индюки и утки свободно расхаживают по двору и до отказа набивают себе зоб.
* * *
Успех порождает успех, как деньги идут к деньгам.
* * *
Чтобы написать иную книгу, даже самому умному человеку приходится прибегать к помощи наемной кареты, то есть посещать всевозможных людей и всевозможные места, бывать в библиотеках, читать рукописи и т. д.
* * *
Философ или, скажем, поэт не может не быть мизантропом: во-первых, потому, что склонности и талант побуждают его пристально наблюдать за жизнью общества, а это занятие лишь омрачает душу; во-вторых, потому, что общество редко вознаграждает такого человека за талант (хорошо еще, если не наказывает!) и этот вечный повод для огорчений удваивает и без того свойственную ему меланхолию.
* * *
Когда государственные люди или литераторы — пусть даже слывущие людьми необычайно скромными — оставляют после себя мемуары, которые должны послужить канвой для их биографий, они тем самым выдают тайное свое тщеславие. Как тут не вспомнить некоего безгрешного мужа, который отписал в завещании сто тысяч экю на то, чтобы его причислили к лику святых!
* * *
Большое несчастье — потерять из-за свойств своего характера то месте в обществе, на которое имеешь право по своим дарованиям.
* * *
Лучшие свои произведения великие писатели создают в том возрасте,
