Обо всем этом я узнал от Сонама Дорджи, сидя у него дома. Дом новый, глинобитные стены еще не успели просохнуть, свежие распилы жердей горят янтарной желтизной. На крышах соседних домов шла молотьба. Солнце вспыхивало на ритмично поднимавшихся вверх цепах.

Женщины отгоняли птиц от рассыпанного на кошмах зерна. По улице тянулся караван мулов, навьюченных мешками. Уже на следующий год после наводнения жители пострадавших районов собрали урожай не меньше обычного. Это была победа над голодом, над злой судьбой.

Я еду на юг, к городу Гьянтзе, по новой автомобильной дороге, проложенной по долине Нянчу руками ее жителей. Шоссе широкое, прямое, как стрела. Не то что горные серпантины, к которым я привык в Тибете!

Что напоминает сейчас здесь о прошлогоднем бедствии? Разве только число вновь отстроенных крестьянских домов. Да еще увидишь кое-где возле усадеб яков, которых ребятишки гоняют по кругу, заставляя месить копытами глину для стен. До зимы тут вырастут еще сотни жилищ.

Горная цепь, тянущаяся за рекой, вдруг открывает взору город Гьянтзе. Он во многом похож на Шигатзе: крепость на горе, чуть в стороне — монастырь, а между ними — белая россыпь домиков. Улица с лавками в полутемных нижних этажах домов, несколько круто убегающих в гору переулков — вот, собственно, и весь Гьянтзе. За час его можно обойти вдоль и поперек.

На скалистом холме высится крепость, построенная в XIV веке. Тогда же вокруг города была возведена хорошо сохранившаяся трехкилометровая стена. Гьянтзе издавна считался третьим городом Тибета. Отсюда за Гималаи, в Индию и Непал, вывозилась тибетская шерсть, всегда служившая главной статьей экспорта высокогорного края. Тогда же, в XIV веке, был основан монастырь Палкхор, которому предписывалось иметь 3333 монаха. Монастырские постройки поднимаются по склону холма амфитеатром, окружая главную достопримечательность Гьянтзе. Это самый большой в Тибете чортен, или буддийская ступа, построенная в непальском стиле. По форме чортен чаще всего напоминает бутылку. Но в данном случае он больше похож на «капитанский графин», у которого для устойчивости очень широкое дно. При этом все символические элементы чортена налицо. Основание в виде четырехъярусного многогранника олицетворяет землю. Цилиндрическая башня — небо. Ее золотой купол — огонь. Полумесяц на нем — воздух. А венчающий башню шпиль — космос.

Будучи южными воротами «крыши мира», Гьянтзе первым изведал нажим британских колонизаторов. Захватив Индию и начав «опиумные войны» против Китая, они устремили взоры на Тибет. Главной целью Англии было противодействовать растущему влиянию России в этом стратегически важном районе Азии. Британские власти в Индии сделали все, чтобы помешать Пржевальскому добраться до Лхасы. Но до Лондона дошли слухи, что бурятский лама Дорджиев, ставший ближайшим советником далай-ламы тринадцатого, вел от его имени конфиденциальные переговоры с Петербургом. Причем Пекин не препятствовал этим контактам. Британское правительство тут же потребовало свободы торговли между Индией и Тибетом. Лхаса отказалась принять дипломатическую миссию для переговоров по данному вопросу. Тогда англичане прибегли к военной интервенции. В декабре 1903 года отряд полковника Янгхазбэнда в составе тысячи солдат и батареи горных гаубиц вторгся в Тибет. Крепость Гьянтзе стала первым рубежом сопротивления на его пути.

С трудом переводя дух, я взобрался на один из ее бастионов. Вся южная стена крепости покрыта следами от снарядов.

— Оттуда били английские орудия, — говорит, указывая на рощицу к югу от города, мой спутник Банцзу. Этот седой, но крепкий на вид тибетец отлично помнит, что произошло тут в начале века.

После первых боев отряды тибетских воинов отошли к Гьянтзе. Крепость, располагавшая всего тремя старинными пушками, больше месяца выдерживала осаду. По ночам, спускаясь на веревочных лестницах из шерсти яков, тибетцы совершали дерзкие вылазки, наводя ужас на противника. Женщины, пренебрегая опасностью, в темноте спускались за водой. Подвиг защитников Гьянтзе стал легендой в Тибете. Завладев крепостью после упорных боев, англичане двинулись дальше. Но сопротивление нарастало, и к Лхасе они вышли лишь в августе 1904 года. Далай-ламе пришлось бежать в Монголию (именно там с ним встречался российский исследователь Азии Петр Козлов).

Развернув артиллерию перед дворцом Потала, полковник Янгхазбэнд предъявил ультиматум: если на следующее утро соглашение о свободном доступе в Тибет не будет подписано, святыня ламаизма подвергнется обстрелу. Но в следующую ночь с командующим британской военной экспедицией произошло нечто загадочное. Полковник Янгхазбэнд увидел вещий сон, после чего пережил глубокое душевное потрясение. Ни с кем не посоветовавшись, он приказал отряду возвращаться в Индию. После чего тут же подал в отставку и всю оставшуюся жизнь целиком посвятил благотворительной деятельности. Что же произошло с кадровым офицером колониальной службы за его последнюю ночь в Лхасе? Видимо, это одна из многих неразгаданных тайн Тибета.

Во всяком случае, британской колонией этот горный край так и не стал. В 1907 году в Петербурге било подписано российско-британское соглашение. В нем стороны обязались уважать территориальную неприкосновенность Тибета, не вмешиваться в его внутреннее самоуправление, вступать в контакт лишь через Пекин.

Мое первое путешествие в Тибет пришлось как раз на середину восьмилетнего периода между мирным освобождением края в 1951 году и антиправительственным мятежом 1959 года. И я мог воочию убедиться, что в то время обе стороны строго придерживались соглашения. Народно-освободительная армия дошла до государственной границы и разместила свои гарнизоны в согласованных местах. Любые центральные учреждения вели свою деятельность только с ведома и одобрения местных тибетских властей. Если, скажем, в скотоводческие районы направлялась бригада ветеринаров, они прежде всего предлагали свои услуги владельцам пастбищ и, лишь заручившись их благожелательным отношением, начинали лечить скот крепостных. Так же действовали медицинские пункты, кинопередвижки.

Политика «добрыми делами обретать друзей» начала приносить плоды. Видимо, это и побудило реакционные круги Тибета решиться на мятеж. Причем я убежден, что далай-лама был отнюдь не инициатором, а жертвой этих трагических событий. Вооруженные антиправительственные выступления в Лхасе и других городах были подавлены. Далай-ламе и тысячам его сторонников пришлось бежать в Индию. Дхармсала в южных предгорьях Гималаев стала их прибежищем на четыре десятилетия эмиграции.

Мятеж круто изменил жизнь и тех, кто бежал, и тех, кто остался в Тибете. Период гибкости, дальновидности, разумных компромиссов оказался, увы, перечеркнут. Соглашение 1951 года было односторонне нарушено. А это вызвало со стороны Пекина ответную волну форсированных реформ, жестких принудительных мер, отнюдь не всегда оправданных, особенно в отношении духовенства. Перегибы усугублялись тем, что совпали с «большим скачком». А затем Тибет в полной мере изведал и «великую пролетарскую культурную революцию». Доводы о том, что от нее пострадал весь Китай, служат для тибетцев слабым утешением. С другой стороны, события 1959 года показали, что феодально-теократический строй держался не только на религиозном фанатизме, но и на страхе, на поистине средневековых методах принуждения. В 1955 году я был потрясен, увидев, как трех беглых крепостных сковывали за шею одним ярмом, вырубленным из деревянного ствола.