litbaza книги онлайнИсторическая прозаВенеция Казановы - Сергей Нечаев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 44
Перейти на страницу:

«Судьба любит отважных, бросающих ей вызов, ибо игра — ее стихия. Она дает наглым больше, чем прилежным, грубым охотнее, чем терпеливым, и потому одному, не знающему меры, она уделяет больше, чем целому поколению… И жизнь его становится широкой, цветистой, многообразной, богатой развлечениями, фантастической и пестрой, не имеющей подобных на протяжении веков».

Наш «любитель бросать вызов» быстро утвердился в новой для себя, но такой перспективной роли специалиста по оккультным наукам, совершенно не отдавая себе отчета в том, что на дворе XVIII век и Государственная инквизиция вполне может обвинить его в богохульстве и чернокнижии. Стефан Цвейг называет Казанову «придворным шутом старого Брагадина, лгуном, негодяем и авантюристом». Но думал ли обладатель подобных эпитетов тогда, что выступает самым обычным шарлатаном? Скорее всего, такая мысль ему даже в голову не приходила.

Стефан Цвейг («Три певца своей жизни»):

«Казанова никогда не отрицал, что он авантюрист; напротив, он, надув щеки, хвастается, что всегда предпочитал ловить дураков и не оставаться в дураках, стричь овец и не давать обстричь себя в этом мире, который, как знали уже римляне, всегда хочет быть обманутым. Но он решительно возражает против того, чтобы из-за этих принципов его считали ординарным представителем трактирной грабительской черни, каторжников и висельников, которые грубо и откровенно воруют из карманов вместо того, чтобы культурным и элегантным фокусом выманить деньги из рук дурака…

Казанова всегда энергично обособляется от шулерской черни, отнимающей у величественного божественного авантюризма все его благородство и изящество. Ибо, в самом деле, наш друг Джакомо требует чего-то вроде почетного титула для авантюризма, философского обрамления для того, что мещане считают бесчестным и благонравные люди — возмутительным; он хочет, чтобы все это оценивали не как нечистоплотные проделки, а как тончайшее искусство, артистическую радость шарлатана. Если послушать его, то единственным нравственным долгом философа на земле окажется — веселиться за счет всех глупцов, оставлять в дураках тщеславных, надувать простодушных, облегчать кошельки скупцов, наставлять рога мужьям, короче говоря, в качестве посланца божественной справедливости наказывать всю земную глупость. Обман для него не только искусство, но и сверхморальный долг, и он исполняет его, этот храбрый принц беззакония, с белоснежной совестью и несравненной уверенностью в своей правоте».

Жюльетта Бенцони («Три господина ночи»):

«Всем было известно, что в Венеции не стоит связываться с оккультными науками. Пасть каменного льва, служившего почтовым ящиком для тайных доносов, адресованных Совету Десяти, проглотила несколько ядовитых писем, брошенных туда, должно быть, покинутыми Казановой красотками. Страшная тайная полиция этого не менее, если не более тайного трибунала начала работать, но, к счастью для Казановы, у сенатора Брагадина были длинные руки и немалые связи. Он пронюхал о том, что готовилось, и, всполошившись, предупредил об этом приемного сына.

— Ты должен уехать, Джакомо! Сегодня же ночью моя гондола отвезет тебя на материк. У меня сердце обливается кровью при мысли о разлуке с тобой, но лучше тебе уехать, потому что твоя жизнь в опасности».

Старик был искренне расстроен, но сам Казанова был совсем не прочь уехать. Он еще не утолил свою страсть к путешествиям. Ко всему прочему, сенатор Брагадин, проявив невиданную щедрость, вручил ему туго набитый монетами кошелек. Но куда же ему было направиться? Он решил начать с Франции…

1753–1756

Более четырех лет Казановы не было в Венеции. После отъезда в январе 1749 года он странствовал по Италии, потом поехал во Францию, потом — в Германию, где встретился с матерью и братом.

Жюльетта Бенцони («Три господина ночи»):

«Однако Венеция с ее притягательностью, с ее игорными домами и ее куртизанками была слишком дорога сердцу Казановы, чтобы он согласился надолго расстаться с ней… И потому, когда прошли первые дни после встречи с матерью, как только улеглись первые восторги, вызванные городом Дрезденом и пышными зданиями, воздвигнутыми в собственную честь польским королем — саксонским курфюрстом, наш странник пришел к заключению, что саксонская dolce vita ему совершенно не подходит».

И вот в один прекрасный день, основывая свое решение на том обстоятельстве, что у Совета Десяти должны быть дела поважнее, чем его собственная персона, Казанова уложил вещи, расцеловался с матерью, обнял брата Франческо и тронулся в путь.

Ален Бюизин («Казанова»):

«После быстрого путешествия из Вены, в четыре дня добравшись до Триеста, на пятый Джакомо Казанова прибыл в Венецию, по его словам, в канун праздника Вознесения, то есть 29 мая 1753 года».

Река Брента, на берегу которой Казанова спас неизвестную женщину

На юге Венецианской лагуны находится живописная река Брента, по берегам которой когда-то располагались старинные виллы итальянских аристократов, дожей и вельмож, поражавшие своим великолепием.

С XVI века венецианские аристократы любили кататься по Бренте на некоем подобии баржи, которая называлась Буркьелло (Burchiello). Сейчас, кстати, также можно совершить такую водную прогулку, но уже на корабле с таким же названием. Корабль отплывает от площади Сан-Марко, и на нем примерно за восемь часов даже можно доехать до Падуи, любуясь десятками красивых вилл, стоящих по берегам реки.

Франсуаза Декруазетт («Венеция во времена Гольдони»):

«До нее добирались на burichello — «очаровательной барже, где в каютах не было нехватки в зеркалах, скульптурах и картинах; в баржу были впряжены две лошади, они шли по берегу и тащили ее за собой, продвигаясь со скоростью не больше мили в час… на барже имелись все удобства, можно было прекрасно поесть и выспаться»; баржа эта ежедневно курсировала между Падуей и Венецией».

Вернувшись в Венецию, Казанова как-то (в июне 1753 года) увидел, как вблизи Бренты перевернулся кабриолет и какая-то женщина заскользила по крутому склону берега. Еще секунда — и она упала бы в воду…

Надо сказать, что ситуация эта была достаточно типична для Венеции времен Казановы. Улочки города были узкими, а их каменное покрытие было таким скользким, что многие поскальзывались и падали, иногда прямо в воду, и тогда последствия падения бывали весьма серьезны. Редко кому удавалось избежать падений. Кто-то ломал себе руку, кто-то даже тонул. Особенно страдали от этого непривычные чужестранцы. Относительно них в Венеции даже существовало такое поверье: если чужестранец упал в воду и смог выбраться, значит, он получил «крещение» и стал настоящим венецианцем.

Казанова был настоящим венецианцем. Когда в воду стала падать незнакомая ему женщина, он не растерялся и сумел предотвратить несчастный случай. При этом он исхитрился заодно и полюбоваться «всеми чудесными тайнами», пока красавица не успела одернуть задравшиеся юбки.

Герман Кестен («Казанова»):

«В двадцать девять лет он снова в Венеции; у Казановы нет денег, но есть три старых покровителя. Он, «получив определенный опыт», «зная законы чести и вежливости» и ощущая себя «преодолевшим все свои положения», тоскует, однако, по старым привычкам, только хочет быть более предусмотрительным. По возвращении из Падуи, куда он сопровождал Брагадина, он увидел, как вблизи Бренты перевернулся кабриолет и женщина заскользила по покатому, круто падающему берегу; он спрыгнул с катившейся коляски и «скромной рукой» задержал падение и поправил завернувшуюся юбку. Он «действительно увидел то, что женщина никогда не показывает неизвестному».

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 44
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?