Ганс провел гусиным перышком по голой пятке китайца. Тот снова хрюкнул от смеха.

— С золотом попроще было, — пожаловался Ганс. — С золотом и философским камнем хоть сто лет любого дурака-герцога за нос водить можно.

Скрипнула дверь и в лабораторию просунулось веселое женское личико.

— Убирать будем, хозяин? — спросило личико.

— Будем, Марта, будем… — Розеткус вдруг повысил голос до раздраженного крика. — Убирай все к чертовой матери! Вот это убирай, — алхимик смахнул со стола колбу в виде головы химеры, — и это тоже!.. Все убирай!!

На пол посыпались пробирки, колбы, медные замысловато изогнутые трубочки и чугунные подставки.

Здоровяк-ученик взвалил на плечо китайца и направился к двери. Розеткус что-то сердито ворча себе под нос, поплелся следом.

Ганс уложил китайца на землю, под раскидистой яблоней.

— Пойми, Чан, — нежно зашептал на ухо китайца Розеткус. — Не изобретем порох — вместе на плаху пойдем. Фингал под моим глазом видишь?.. Это мне герцог лично поставил. Он к войне готовится…

Китаец коротко хохотнул и уверенно сказал:

— А моя все равна не говорить!

Из лаборатории доносился звон стекла и шорох веника. Женский голосок пел что-то веселое про доброго Ганса, который обещал наивной девушке вернуться из похода на Восток.

— Дранх нах остен! — старательно и нежно выводил голосок. — Дранх нах остен!..

— Господи! — взревел Розеткус и воздел руки к небу. — Господи, помоги мне изобрести порох! Ну, что тебе стоит, Господи?!..

— Вы только это… Не говорите ему, зачем он нам, — сказал учителю Ганс. — Бог — не герцог, он войну не любит.

Мимо прошла Марта с мешком за плечами. Девушка разложила костер неподалеку и высыпала в него мусор.

Мощная взрывная волна сорвала с Розеткуса шляпу и если бы не крепкая шея алхимика, она наверняка укоротила бы его на целую голову.

— Мамочка родная!.. — простонал Ганс.

Прижатый к земле пышным девичьим телом ученик алхимика смотрел в закопченное декольте и глупо моргал глазами.

— Это же порох жахнул!!.. — простонал Розеткус.

Алхимик бросился в лабораторию. Там было пусто… Только в углу стояли три большие бочки.

— Колдовство, — ахнул за спиной алхимика запыхавшийся Ганс. — Ей-богу, колдовство, хозяин!

Мужчины вернулись к яблоне и привели в чувство чумазую Марту.

— Девочка моя, — ласково заговорил Розеткус. — Ты откуда это взяла?

— Что, это? — переспросила Марта.

— Ну, это… — Розеткус развел в стороны руки. — Бум-бум!!

Мужчины заискивающе улыбались.

— Пусть еще раз в лабораторию сходит и принесет… — жарко зашептал в ухо хозяина Ганс. — С колдуньями без хитрости нельзя!

Переговоры со слегка контуженой девушкой оказались не менее длительными, чем с упрямым Чаном. В конце концов, Марта согласилась принести еще «бум-бум», если здоровяк Ганс возьмет ее замуж. Ганс легко согласился — за колдовство в графстве полагалась смертная казнь.

Марта принесла мешочек наполненный чем-то неопределенно серым. Розеткус долго разглядывал, пробовал на вкус содержимое и только потом высыпал его в костер. Яркая вспышка озарила лица людей.

— Я же говорю, колдовство! — обрадовался Ганс.

Розеткус недоверчиво покачал головой.

— Пошли, — он взял девушку за руку. — Покажешь нам, как ты колдуешь… То есть как ты это делаешь.

В лаборатории Марта высыпала в мешочек содержимое из трех бочек, которые ей так и не удалось сдвинуть с места во время уборки.

— Древесный уголь, — быстро определил Розеткус содержимое первой бочки. — Помнишь, Ганс, мы с тобой чистый эфир из воздуха получить хотели? А в этих двух бочках сера и селитра, — алхимик поднял руки к потолку и громко рявкнул: — Все, Господи, все!.. Спасибо!

— А как же колдовство? — удивился Ганс.

— Колдовство, точнее божественное таинство, будет в церкви во время твоей свадьбы, — радостно съехидничал Розеткус. Он поднял с пола осколок колбы в виде головы химеры. — Кстати говоря, Марта не могла изобрести ничего, кроме пороха. Потому что она убрала отсюда все лишнее. Понимаешь, Ганс?!.. Сто химер и одна истина мне в глотку, она ничего не могла изобрести кроме пороха!!..

Марта подошла поближе к Гансу и взяла его за руку. Ганс попытался освободиться, но нежная женская ручка оказалась неожиданно сильной.

В лабораторию вошел китаец Чан. Он положил веревки на стол и с любопытством посмотрел на Розеткуса.

— А ты, почему нам про порох не сказал?! — возмутился Ганс. — Довел, понимаешь, человека до свадьбы!

— Не знаю я ни черта… — Чан потупился и вздохнул. — Но стыдно! Скажут, китаец, а как порох как делают, не знает…

…На свадьбе Ганса был впервые в Европе испытан фейерверк. Чумазые, перепачканные копотью гости радостно смеялись и хлопали в ладоши. Фейерверк, как лишенная химер истина, был прекрасен и не приносил людям пока ничего, кроме радости и ощущения полного счастья…

…Шах Махмуд Измаил II и его визирь Усмани стояли на стене крепости Аль-Лахба и внимательно рассматривали рыцарский лагерь. И без того всегда шумливый, но сегодня особенно, стан захватчиков гудел множеством не совсем трезвых голосов.

— Что там у них сегодня, Усмани? — спросил шах.

— Рыцари отмечают день рождения своего магистра, Ваше Величество, — визирь вежливо поклонился. — Они хлещут сок перебродившего винограда и провозглашают здоровье друг друга.

— А при чем здесь здоровье? — удивился шах.

Визирь улыбнулся и пожал плечами.

Как правило, утром после рыцарских пьянок, слегка ошалевшие от вина захватчики осушали до дна все ближайшие колодцы. Количество воды, в перерасчете на одну рыцарскую душу, всегда превышало объем влаги, потребляемой среднестатистическим верблюдом после недельного перехода через пустыню.

Шум в рыцарском лагере постепенно усиливался… Тот тут, то там уже слышались пьяные песни.

Мудрый Махмуд Измаил II знавший восемнадцать языков, включая древнегреческий, невольно поморщился. Сегодняшние песни галантных захватчиков изобиловали не совсем приличными прилагательными и скорее напоминали неприличные частушки.

— Давно хотел тебя спросить, Усмани, почему в лагере рыцарей два флага? — спросил шах. — Флаги похожи, но почему они разного цвета?

— Наши враги принадлежат к разным рыцарским Орденам, — охотно и быстро пояснил визирь. — Синий флаг означает, что его члены относятся к Ордену Правой подвязки Его Величества короля Луи IV, а красный — к Левой.

— А у короля Луи, что разные подвязки? — весело удивился шах.