Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да нет, я не против детей. Просто… — она пожала плечами. — Просто… Слушай, может, еще кофе?
Белла застучала дверцами шкафа, засуетилась вокруг чайника.
— Не надо, не беспокойся, — Уилл поднялся со своего места. — Я и так засиделся. Ну, ты пока подумай, для чего тебе сад и что там должно быть. Лучше всего — приготовь мне список.
— Ну, в этом я мастер. А ты что, действительно можешь учесть все мои желания? Все-все?
— Еще чего. Я сделаю вид, что согласен, а сделаю все равно по-своему.
Он протянул ей свою визитку.
— Позвони, когда будешь готова. Вот, возьми несколько штук, раздашь знакомым.
Белла улыбнулась:
— Ты их что, слишком много напечатал?
— Чем больше заказываешь, тем дешевле. Советую всегда заказывать по тысяче.
— По тысяче? Обалдеть. Выдай мне пачку побольше, у меня список длинный, я буду записывать на обороте.
— Не могу, они мне нужны. Вдруг в ресторане мне попадется шатающийся столик? Тогда пачку визиток можно подложить под ножку — очень удобно.
На пробковой доске не оставалось свободных булавок, и она засунула визитку за уголок одной из пришпиленных там фотографий. Они с Патриком. Белла на мгновение задержала палец на булавочной головке, ощущая под мягкой плотью ее холодную и твердую сталь.
Когда она узнала о Патрике, она тоже была на кухне.
* * *
Помешивая соус, она хихикает над рассказом Вив о каком-то напыщенном участнике конференции, которого той пришлось терпеть целый день.
— Ну вот, а когда она предложила ему кусочек бри, он говорит: «А я и сам из Стилтона[14]» — и смеется, просто ухахатывается, как будто мы должны восхищаться его чувством юмора. Мы с Джил просто умерли. А одет он был в блейзер! С якорями на пуговичках!
— В блейзер? Конечно, мы с ним и рядом не стояли.
Раздается телефонный звонок.
— Сними, пожалуйста. Я взбиваю, а то пузырьки. Это, наверное, Патрик, опаздывает. Будет ныть, чтобы ему оставили еды. Скажи, что у нас тут запеченные бананы, он сразу прибежит.
— Добрый вечер, резиденция Крейцеров и Хьюзов, — официальным голосом сообщила в трубку Вив.
— Да, да, она здесь, конечно.
Вив, прикрыв трубку ладонью, шепчет, что это отец Патрика.
— Алло, Джо? Как дела? А Патрика еще нет, он…
Она умолкает.
В наступившей тишине слышно лишь тиканье кухонных часов.
Вив прекращает взбивать соус и поднимает на Беллу глаза. Лицо ее подруги превратилось в бледную, невыразительную маску.
— Угу. Да. Да, со мной все в порядке. Где вы? Подождите. — Она шарит по столу в поисках ручки. — Да. Куда мне подъехать?
Она записывает адрес под списком покупок, нацарапанным на обороте старого конверта, и вдруг, глядя на чернильные линии и петли, осознает, что запомнит этот момент на всю жизнь. Запомнит, как стоит на кухне и видит адрес больницы под бессмысленным списком — масло, картош., зелень, кофе — с кофеином, зап. лезвия для Патрика. Картошка — какое странное, смешное слово. Почему она написала «зап. лезвия» — неужели так торопилась? Она переводит взгляд на Вив и видит, как у той из рук выпадает взбивалка. Как громко тикают часы. Почему так громко?
Взгляд Беллы скользит дальше, по пробковой доске, увешанной, словно лоскутное одеяло, клочками бумаги, фотографиями и списками. Закусочная «Тадж Махал» — доставка на дом. Тандур — пятничное меню. Фотография — Белла на пляже в Арисэге, когда они вместе ездили в отпуск в Шотландию. Еще одна — милый снимок: Лоуренс, племянник Патрика, позирует, повязав на голову кухонное полотенце и изображая пастуха. Одинокая сережка, не теряя оптимизма, ждет потерявшуюся пару. Старая записка — «Б., не забудь, не приду до 10-ти. Оставь еды, а то буду питаться бутербродами (хнык-хнык). Обнимаю. П.». Нечеткая фотография, снятая с таймером — они с Патриком в постели. Рождество, на головах у обоих — оленьи рога.
Белла начинает дрожать. Нормальная реакция, говорит она себе. Словно со стороны, она наблюдает, как трясущейся рукой вцепилась в телефон, как в ремень безопасности. Смотрит на свои босые ноги. Пола она не чувствует. Надо крепче прижаться ступнями к пробковой плитке. Да, я еду, уже еду, говорит она в трубку.
— Что-то с Патриком, да? — спрашивает Вив.
— На стройке случилась авария. — Ответ Беллы звучит как в плохом сценарии. Надо бы сказать как-нибудь яснее, более по-человечески.
— Он…?
Он жив, но без сознания. Внутренние кровоизлияния, сильный удар, проломлена голова.
— Где мои ботинки? — произносит Белла. — Мне надо обуться.
Ее ноги тоже начинают трястись. Она пытается завязать шнурки, но колени мелко прыгают вверх-вниз, как цилиндры двигателя. Вив опускается рядом и, зашнуровывая ей ботинки, говорит:
— Тебе нельзя в таком состоянии вести машину. Я тебя отвезу.
* * *
— …или на выходных? — говорит Уилл.
— Э-м-м?
— Прости, что надоедаю. Сейчас самое лучшее время для садовых работ, так что позвони мне как можно скорее. Ладно? Я не слишком наседаю?
— Нет-нет, конечно, ты прав.
— Значит, наседаю.
— Нет. Приходи в следующие выходные. Если тебе удобно, конечно.
— Удобно. Ну, тогда до скорого? Дурацкое какое-то выражение.
— Какое?
— До скорого.
— Ничего, и дураков сегодня лечат. Вот, лазерная хирургия, например. Можно удалить те самые участки мозга, которые ответственны и за дурацкие выражения, и за склероз, и за все такое.
— Спасибо, я обдумаю. Ладно, я пошел, а ты не забудь.
— Не забуду, — решительно кивнула она. Не забуду — что?
— Я принес тебе круассаны, — за дверью стоял Уилл и помахивал бумажным пакетом. — Чтобы ты окончательно проснулась.
— Что за клевета! Я уже сто лет как встала. Только вернулась с утренней пробежки — десять миль, сто наклонов, между прочим. Еще полы пропылесосила. Окна помыла. Крышу перекрыла.
С кружками кофе и круассанами в руках они вышли в сад и принялись обсуждать план действий, прислонившись спинами к теплому в лучах утреннего солнца стеклу балконных дверей. Теперь Уилла интересовало, какие растения она любит.
Белла закрыла глаза. Ей нравятся шелестящие на ветру травы, как они играют на солнце разными оттенками, и еще такие растения с мохнатыми, складчатыми листочками, в которых, как в бокале, блестит вода, и, конечно, душистые розы, и лаванда, и жасмин. Еще растения с острым, пряным ароматом, которыми можно приправить еду, лимонная мята например. А еще юкка, по вечерам на нее падает свет ламп, и она отбрасывает на стены причудливые тени.