расследования. Ведь на довольствии стояло ни много ни мало 80 тысяч человек, боевой состав исчислялся 40 тысячами человек, зато имевших винтовки было указано 20 тысяч. Две первые цифры относительно последней показались мне чуть ли не чудовищно большими. В состав на довольствии были, правда, включены и те 20 тысяч «бесполезных элементов», содержание которых по османским законам возлагалось на армию. Кроме того, чрезвычайно расширена была и тыловая зона. Однако Халил-паша дал этому верную оценку: «L'etape mange l'armee!»[92]

При всем этом царил нескончаемый избыток штабных конвоев, денщиков, поваров, ординарцев и т. п. Цифры в турецких сводках по личному составу вызывали у меня сильнейшее недоверие. Мое уже назревшее предположение подтвердилось рядом конфиденциальных донесений германских офицеров, что турецкие командиры специально указывают завышенный личный состав, чтобы положить себе в карман жалованье, отпущенное на несуществующих лиц. Иногда здесь сказывалось и вполне понятное желание получить чуть больше продовольствия, чтобы за счет этого улучшить и без того дурное питание действительно имеющегося личного состава.

После того как в конце августа 1917 г. спала жара, англичане атаковали передовые посты 13-го корпуса и отбросили их из плодородной долины Бакуба в скудный Джебель-Хамрин – «Красные горы» – по обоим берегам Диялы. Мендели все еще удерживался небольшими силами турецкой кавалерии и одним из уже упоминавшихся «пограничных батальонов».

28 сентября 1917 г., а на этот день приходился в том году главный мусульманский праздник Курбан-байрам (память о жертвоприношении Авраама), англичане неожиданно атаковали Евфратскую группу под Румадией, введя в бой с флангов броневики с пулеметами, вышли в тыл и пленили ее, спастись удалось немногим.

Берега Евфрата оказались оголены. Однако англичане удовольствовались лишь полной своей тактической победой, не стремясь к оперативному ее использованию. Как следствие, «Йилдырым» сумел образовать под Хитом новую группу из одного полка пехоты и немногочисленной артиллерии, которая затем постепенно выросла до дивизии слабого состава.

В середине октября индийские дивизии продолжили успешные атаки на Мендели и турецкие позиции на Джебель-Хамрин к востоку от Диялы. В это время по соображениям снабжения пришлось в 13-м корпусе отвести 1-ю кавалерийскую бригаду в Мосул, а крупные силы пехоты и артиллерии – в Киркук. Англичане в этот критический момент лишь осторожно прощупывали обстановку на горной позиции к западу от Диялы, однако в атаку не пошли, хотя мы сумели бы противопоставить этому лишь небольшие силы.

Британское командование медленно занимало восточный берег Диялы и двинуло силы через Ханекин в расположенный уже на персидской территории Каср-и-Ширин. Тем самым они блокировали знаменитую караванную трассу через важный перевал Пейтак, по которому многочисленные паломники доставляли из Персии трупы своих родственников и друзей к мечети Хусейна под Кербелой, чтобы там похоронить их в земле, освященной геройской гибелью сына Али и внука пророка. Для 13-го корпуса тем самым отпала последняя возможность забирать продовольствие из Мендели и приграничных персидских территорий.

По приказу армии 18-й корпус временно двинул одну дивизию к английским позициям под Самаррой, к старой аббасидской резиденции, чтобы вызвать впечатление предполагаемого наступления и облегчить положение 13-го корпуса.

В ночь с 1 на 2 ноября 1917 г. около полутора-двух британских дивизий с очень крупными силами кавалерии и многочисленными легкими броневиками с пулеметами – которых особенно боялась турецкая пехота – атаковали вдоль Тигра.

Согласно приказу, турецкие войска под Имам Дур без боя оставили передовые позиции и оттянули главные силы под Тикрит.

Противник преследовал, обстреливал позиции из артиллерии, двинул крупные отряды кавалерии и броневики перед его левым флангом в пустыне, однако затем отвел свою пехоту назад. Вечером 3 ноября он отошел на Дур.

Поначалу было ясно, что речь идет о явной демонстрации, возможно, связанной с одновременным возобновлением наступления в Палестине или же подготовкой серьезной атаки, которой предшествует эта «разведка боем».

Ослабленные плохим снабжением турки усвоили манеру уклоняться от любых решительных атак, что только укрепляло уверенность в себе англичан. В ночь с 4 на 5 ноября они вновь двинулись к Тикриту и открыли артиллерийский огонь.

Командующий 18-м корпусом полковник Джафар Тайяр Бей[93] имел указание избежать решительной атаки и отойти на позиции на дефиле у Тигра под Эль-Фата. Когда Халил-паша и я в ходе поездки к 18-му корпусу в ночь с 5 на 6 ноября прибыли в Калат-Шергат у холмов с руинами древнего Ашшура, то узнали, что отступление уже идет полным ходом.

Так как удержание какого-либо участка пустыни военного значения не имело, а вот на будущее куда важнее было сохранить людей и матчасть, а также существенно сократить непростые коммуникационные линии, штаб армии с самого начала отказался от обороны Тикритской позиции. Поэтому мы согласились с решением 18-го корпуса отступить без боя, в том числе на тот случай, если англичане действительно крупного наступления не планируют, что на деле было довольно сложно обнаружить, поскольку диспозиции для отступления передавались слишком поздно.

Я предложил Халилу на следующее утро поехать через Билалидж к западу от Джебель-Махул в Шуремийе к югу от дефиле Эль-Фата и там дождаться командующего 18-го корпуса. Халил и его турецкие сопровождающие имели самые серьезные возражения, ведь они опасались, что в поездке по открытой степи без должного военного прикрытия они могут стать жертвой нападения бедуинов, которые утащат их к англичанам. Эти нападения действительно имели место, особенно на путях отступления. Я вспомнил об ограблении германского полковника Шрауденбаха, одного моего старого полкового товарища по Мюнхену, который, будучи командиром дивизии, подвергся нападению, дав весьма наглядное описание этих событий в своей книге «Мухараба»[94]. Однако у нас не было другого выбора.

С винтовкой наизготовку выехали с Халилом-пашой. Он был явно взволнован, в то время как я был спокоен и уверен в своей счастливой звезде, которая меня уже спасала в некоторых авантюрных ситуациях. Внезапно паша крикнул водителю пару слов по-турецки. Автомобиль вдруг поехал по дуге назад и остановился. Халил изготовился к стрельбе, а я, ужаснувшись, оглянулся. С направления 18-го корпуса вдали появилось небольшое облако пыли, приближавшееся к нам. В бинокль я через несколько минут напряженного выжидания установил, что это – турецкие солдаты. Поездка потом прошла без инцидентов.

Под Шуремией я увидел подлинную картину турецкого отступления. В веренице открытых или закрытых автомобилей уезжали гаремы офицеров, к которым присоединилась и многочисленная обслуга. В пестрой путанице с ними шли колонны высланных вперед штабных отделений, основного и ближнего багажа. Здесь не хватало только мальчиков для увеселений, которые стали одним из не самых примечательных, – для знатока этой страны, – зато характерных явлений при отступлении персидской жандармерии из Ревандузской группы.