господствовало убеждение, что пять турецких «дивизий», которые значились в составе армии на бумаге, и действительно превосходят четыре дивизии британцев.

Теперь уж настал мой черед недоумевать. Ведь после всех моих подробных докладов я считал попросту невозможной столь неверную оценку реальной обстановки.

Я телеграфировал в ответ: «Из телеграммы 21891 от 13 марта 1918 г. я вижу, что в Ставке ошибочные представления об истинном соотношении сил между 6-й армией и ее противниками. Вопреки указанной в боевом расписании ситуации с четырьмя английскими дивизиями против пяти турецких противник обладает двойным, а то и тройным превосходством в пехоте. Четыре вражеские дивизии следует оценить примерно в 28 тысяч штыков[105], а во всей 6-й армии по состоянию на 15 февраля насчитывается максимум 12 тысяч штыков. Убыль из-за голода за последний месяц существенно снизила этот показатель. Только в 18-м корпусе в Калат-Шергат было вывезено 1800 человек, утративших способность к службе на фронте из-за недоедания. Численность таковых постоянно возрастает. В то время как 6-я армия вынуждена передать в другие соединения свою кавалерийскую бригаду из-за нехватки фуража, а дивизионная кавалерия сократилась из-за падежа лошадей до нескольких всадников, противник располагает двенадцатью-пятнадцатью полнокровными кавалерийскими полками и многочисленными броневиками. Три четверти лошадей в нашей артиллерии погибли. Их парки по большей части более не способны передвигаться. К этой количественной слабости наших войск добавляется их подорванное физическое и моральное состояние, ведь они месяцами страдали от недоедания и теперь от голода. Еще в своем донесении I/485 от 31 октября 1917 г. в штаб „Йилдырыма“ я отчетливо указывал на то, что эти факторы даже при численном паритете могут обеспечить англичанам значительный перевес».

Затем я ссылался на постоянно повторяемые мною донесения о состоянии армии, которые не могли оставить ни малейших сомнений в серьезности положения. Заканчивал я так: «Полагаю, что уже вполне изложил, что неудача под Хитом не имеет ничего общего с мнимым соотношением сил. При учете описанных выше факторов она должна быть отнесена на счет находящегося ниже всякой критики поведения турецкого командования и резко упавшего боевого духа войск».

Чтобы продемонстрировать, что было мною сделано, чтобы предотвратить катастрофу на Евфрате, я тут же приводил текст моей инструкции германскому офицеру для связи в этой группе: «Не могу скрыть своего удивления тем, что 50-я дивизия, которая простояла пять месяцев на позиции к западу от Хита, вдруг при приближении противника сочла, что ее оборудованную позицию нельзя считать подходящей для обороны, а потому принуждена искать теперь новый рубеж под Хан-Багдади. К этому выводу следовало прийти ранее. Командир не может вдруг опрокидывать все прежние диспозиции в момент, когда предстоит бой. Это непременно подорвет мораль и более надежных войск, нежели те, из которых состоит 50-я дивизия. Я прошу задействовать все свое влияние для того, чтобы повысить уверенность в себе турок. Англичане вывезли крупные силы. Да и боеспособность индийских войск невысока. Оставление Хита без боя находится в очевидном противоречии с обязательными к исполнению директивами, которые командир дивизии получил от нас и из штаба „Йилдырыма“. В связи с этим я запросил у Халила-паши предания военному суду несоответствующего своему посту командира».

Полгода я, опираясь на то доверие, которое питали ко мне Фалькенгайн и Доммес, прилагал все свои силы к тому, чтобы выбраться из беды. Доклад свой я заканчивал словами: «Из телеграммы Вашего Превосходительства в мой адрес я вынужден заключить, что Ваше Превосходительство находит события в 6-й армии необъяснимыми. До сего дня на своем во всех отношениях неблагодарном посту я охотно и бодро выдерживал все, лишь бы не создать у турок впечатления, что я, как германский офицер, могу спасовать и спасаться бегством перед бесчисленными малыми и крупными, деловыми или личного характера помехами. Однако я мог поступать так лишь до тех пор, пока я пользовался неограниченным доверием моего начальства. Если же из текста направленной мне телеграммы я должен усвоить, что Ваше Превосходительство сочло, что по неизвестным мне причинам Вы не можете более выказывать мне то же доверие, что и прежде, то я считаю себя обязанным запросить в интересах общего дела о моем откомандировании обратно в германскую армию».

Сект ответил мне: «Прошу Ваше Высокоблагородие[106] неизменно относиться к моим запросам с чисто деловой точки зрения и могу заверить, что я питаю полнейшее доверие к Вашим оценкам, Вашей силе воли и работоспособности. Я же прошу ответного доверия с Вашей стороны, убежден, что тогда нам вполне удастся в ходе спокойного и делового взаимодействия преодолеть крупные затруднения нашего положения».

Данный инцидент важен лишь потому, что он отчетливо продемонстрировал мне, что в Константинополе пока еще не вполне уяснили себе всю серьезность обстановки или попросту не желали этого понять. Та рыцарственная манера, в которой генерал фон Сект, будучи недостаточно осведомленным, затем устранил вне всякого сомнения содержавшийся в первой его телеграмме упрек в мой адрес, позволила мне и далее упорно держаться на моем обреченном посту[107].

28 апреля 1918 г. противник возобновил свое прерванное в декабре наступление на 13-й корпус. Он погнал ослабленных голодом и болезнями турок от Кара-тепе через Тус-Хурматли до Киркука. Любые попытки сопротивления подавлялись в зародыше быстро отправляемыми в глубокие рейды крупными силами английской кавалерии с приданными ей орудиями и броневиками. При том истощении, в котором находились люди и животные, неизбежными стали чувствительные потери в орудиях и личном составе. Лишь под Алтын-Кёпрю (то есть «золотой мост») натиск противника ослабел, так что удалось приостановить бегство остатков корпуса за р. Малый Заб.

Противник патрулями вышел на Заб, но наступление, которому нельзя было противопоставить достаточные силы, не продолжил, а 16 мая, что весьма примечательно, даже вновь оставил Киркук. Его к этому, очевидно, побудили тыловые коммуникации. Передовые его посты остались под Тауком. Последовавшая за этим сильная жара положила конец операциям в Месопотамии.

Общий результат действий англичан с сентября 1917 по май 1918 г. для турок сводился к следующему:

– потеря имевшейся первоначально благоприятной исходной позиции для отвоевания Багдада с опорой на Диялу;

– утрата значительной части территории, личного состава и оснащения, а также сильный подрыв боевого духа;

– двойное сокрушительное поражение изолированной Евфратской группы.

Взаимная быстрая поддержка группировок 6-й армии, изолированно стоявших на Евфрате, Тигре, Дияле и в приграничных с Персией горах, была невозможна. Состояние полуголодных войск, водных и сухопутных путей сообщения, недостаток материала для мостов и нехватка кавалерии и транспортных средств препятствовали любым быстрым переброскам резервов.

Противник добился большинства успехов почти без потерь, фактически не вводя в бой пехоту, а только за счет