— Не могу… Почему я смеюсь в такой серьёзный момент? — спросила Аня сквозь слёзы. — Но мне так страшно, что сюда кто-нибудь придёт и увидит нас. Мне так… так…

— Это от нервов, — шепнула Ира, у которой тоже выступили слёзы.

— Почему мы с тобой вечно делаем что-то вот такое?

— Потому что мы просто ненормальные, — Ира смахнула слёзы.

— Давай с тобой всегда будем вместе.

— Давай.

— Обещаешь?

— Обещаю.

И они целовались, обнимали друг друга и смеялись, чтобы не плакать.

____________________

В комнате было очень холодно. Их было четверо. Евгений Александрович курил у окна. Инна Андреевна смотрела в окно из-за стола, в этой вероятности она. Ира смотрела на свои руки. Аня — на них всех по очереди. И почему-то сильно пахло апельсинами.

— Ну, и когда же всё это началось? — наконец, спросил Евгений Александрович.

— Давно, — ответила Аня.

— Насколько давно?

— Пять лет назад.

— О, Господи… — сигарета выпала из его пальцев и так и осталась тлеть на подоконнике, выжигая неизгладимый отпечаток с рваными краями. — Поверить не могу!

— Папа, подожди, выслушай!

— С тобой мне всё понятно, Анна. Но я бы хотел послушать Ирину. Что ты скажешь? — повернулся к ней, сжавшейся на стуле и похожей на раненую птицу.

Молчание.

— Тебе нечего сказать? — голос Евгения Александровича дрогнул. — Но как же так? Ведь я доверял тебе, доверил самое важное, что есть у меня, Аню. Как ты могла?

— Не смей говорить так! — закричала Аня. — Она не сделала ничего!

Ира вдруг встала, но головы так и не подняла.

— Простите меня, — прошептала она. — Мне очень жаль. Мне правда очень жаль, — а потом метнулась к двери, не оглядываясь. Не ища себе оправданий.

____________________

Больничный коридор пуст.

— Ты не виновата в том, что случилось. Никто из нас не виноват, — прошептала Аня сквозь слёзы.

— Я виновата, — Ира смотрела в окно, прислонившись к стене. Она не плакала. — Только я и больше никто. Я позволила всему этому зайти так далеко.

— Врач сказал, что с ним всё будет в порядке…

— Ань, это был сердечный приступ. А значит, с ним уже не все в порядке.

— Нет, он чувствует себя хорошо! Я говорила с ним, и он даже смеялся! Он сказал, что чересчур переволновался, вот и все. Сказал, что погорячился, что хочет поговорить с тобой и готов всё понять.

— Прости меня, Аня. И попроси у него ещё раз прощения. Я пойду, — Ира как будто ещё уменьшилась в размерах, стала ниже, тоньше.

— Даже не хочешь поговорить с ним? Пожалуйста, Ира…

— Не могу. Просто не могу.

— Почему ты всегда бежишь?! Почему так трусливо убегаешь?

— Потому что я просто слабачка. Надеюсь только, что однажды ты найдешь человека намного сильнее меня, намного лучше. И лучше, конечно, если этот человек будет мужского пола.

— Ир! Ну что ты несёшь?

— Прости. Мне действительно лучше пойти. Я убедилась, что с ним всё будет хорошо. Больше мне ничего не нужно. Попроси у него прощения и за это. И прости меня тоже.

Ане казалось, что ещё одного «прости» она не выдержит. В тот момент она понимала, что Ира ускользает от неё безвозвратно. Просто потому, что её отец сказал: «Ты разочаровала меня». Этих слов она уже не забудет. И что-то оборвалось в ней. Навсегда. — Ты не прощаешь себе ошибок, — прошептала Аня, глядя ей вслед. — Но безупречно прожить жизнь невозможно.

____________________

— Ты видела? — спрашивает Аня у застывшей в ужасе Иры. — Э-эй!

Кивок — ей ответ.

А церковь тем временем начинает медленно плыть перед глазами, и никогда ещё Ане не было так сложно сосредоточиться. Наверное, ещё минута, и она потеряла бы сознание, если бы Ира не схватила её за руку и не потянула за собой, успев, однако, подобрать кольцо:

— Пойдём скорее отсюда!

А Аня только успела подумать, что раньше не видела в Ире такой силы. Тошнота и головокружение отступили, как только ледяной воздух наполнил лёгкие.

Молча они доходят до ближайшей скамейки и тяжело опускаются на неё. И лишь после того, как обе успокаиваются, Ира спрашивает:

— Так что же это было? — голос ее слегка хрипловат.

— Ты ведь тоже это видела? — Аня испытывает явное облегчение.

— Ну, я определенно видела нечто. И, по-моему, если бы мы провели в этой церкви еще хоть пару секунд, она бы убила нас.

Аня ещё какое-то время разглядывает свои дрожащие руки. Ощущение, что она прожила ещё одну жизнь, не отпускает её. Жизнь, в которой она потеряла Иру и едва не потеряла отца.

— Это была не я… Это не могла быть я…

— То же самое я думала тогда во сне. Как будто это какая-то другая я. Может, это шизофрения, а? — нервно спрашивает Аня, и губы её дрожат.

— Уж лучше бы шизофрения, — хмуро улыбается Ира и отряхивает воображаемые пылинки. — Так это, по крайней мере, было бы объяснимо.

Ира смотрит прямо перед собой, и перед глазами продолжают плыть всё те же картинки.

Когда она только познакомилась с Аней, глаза девушки казались очень знакомыми. Теперь же Ира понимает. Это «воспоминание» отзывается во всём теле новой физической болью. Но картинки уже не остановить. Не остановить того, что рвется внутри неё, Ира роняет телефон и жмурится. Руки снова трясутся.

— Тебе плохо? — глупый вопрос, им последние два часа хорошо и не было, с того самого момента, когда они решились пойти в церковь. Но Ане отчаянно хочется отвлечь Ирку, которая, яростно вцепившись в ее руку, пытается глубоко вздохнуть.

Легкие царапает, вдруг резко и неожиданно Ирку осеняет:

— О, Боже, Аня… Я поняла почему всю жизнь отталкивала тебя. Я боялась влюбиться. Я не хотела, чтобы мы встречались. Я… хотела всеми силами избежать нашей новой встречи… Но что-то подтолкнуло меня… сначала к карьера, — она показывает пальцами «кавычки». — Фигуристки, потом вожатству. Боже… это был второй город, напоминавший мне прошлой о тебе. Я поняла, что не смогу без Стокгольма, еще когда приехала впервые, так же, Аня, как я не могу без тебя…

Ане больно на нее смотреть, она физически начинает задыхаться вместе с Ирой.

— Но почему… почему ты так хотела избежать…