Спальня была роскошная — с деревянными темными, в цвет паркета, панелями, закрывающими стены до половины, великолепным текинским ковром золотисто-коричневых тонов на полу, двумя эркерами и, разумеется, широкой, почти квадратной кроватью, на которой и нежилась ее хозяйка под дорогим шелковым покрывалом.

Что касается самой Регины, она в свои тридцать два года все еще была красавицей. Яркая, сероглазая брюнетка с великолепной фигурой, тонко выточенными чертами фарфорово-прозрачного личика и невинным, наивным взглядом, благодаря которому никто, не знающий бывшую модель достаточно близко, не заподозрил бы в ней железный характер и редкую для женщины целеустремленность. Людей же, достаточно хорошо знавших Регину с этой стороны, было совсем немного.

В данный момент Голубинскую, отличавшуюся в числе прочего неправдоподобно тонким, почти звериным слухом, разбудил какой-то посторонний звук — в ее последнем и не слишком глубоком сне он преобразовался в щелчок затвора, хотя в реальности был всего лишь щелчком мягко захлопнувшейся двери за две комнаты от ее спальни… Регина резко распахнула густые длинные ресницы и, сев на постели, автоматически сунула руку под подушку. Однако нескольких секунд, которые ей на это понадобились, женщине оказалось достаточно, чтобы ухватить разницу между тревожным сновидением и действительностью.

— Ты, Аркадий?.. — В ее голосе, немного резковатом для такой внешности, какой обладала его хозяйка, не было и следа сонливости.

— Я, Голубка, кто же еще? — И на пороге спальни появился высокий блондин с немного грубоватым, но правильным лицом, темными глазами, в которых бродила ухмылка, и по-женски яркими, пухлыми губами.

Любовнику Регины, Аркадию Шварцу, недавно исполнилось сорок лет, он был энергичен, подвижен, почти всегда весел какой-то странной нервной веселостью, от которой у людей чувствительных изредка пробегал морозец по коже. В определенных кругах Аркадий, бывший довольно успешный скульптор, внезапно расставшийся с искусством, считался на сегодняшний день весьма удачливым бизнесменом. Хотя в чем именно заключался его бизнес, никто из знакомых Шварца понятия не имел. В упомянутых кругах Аркадий всплыл неожиданно — уже вполне успешным джентльменом, вместе с Региной. Главное — оба они всегда были при деньгах, и внешне представляли красивую пару.

— Ну?..

Регина вылезла из постели, явив миру абсолютно обнаженное, все еще безупречное тело и, не слишком торопясь, набросила на плечи валявшийся рядом с кроватью пеньюар.

— Как я и говорил, все о’кей! А ты сомневалась…

— Что ж, должно же было и у тебя хоть что-нибудь получиться, — на личике Голубинской мелькнула презрительная гримаска, — хотя бы в порядке исключения… Давай!

— Не хочешь ли ты сказать, что в провале виноват я, а не твоя галимая идея?! — Глаза Аркадия зло сверкнули.

— В руках идиота любая идея — галимая, — спокойно произнесла Голубинская и требовательно посмотрела на любовника. — Ты, часом, не оглох? Я сказала — давай сюда… Нечего вставать на пуанты!

Аркадий хотел что-то возразить, но, наткнувшись на ледяной взгляд Голубинской, молча пожал плечами и, достав из-за пазухи небольшой плотный сверток, протянул любовнице и пожал плечами:

— Можешь не пересчитывать, ровно пятьдесят косых. Она жаждала эту сумму ополовинить…

— Размечталась… — Нехорошо усмехнувшись, Регина бросила сверток на кровать и посмотрела на любовника чуть мягче. — Надеюсь, во второй раз все будет действительно о’кей, поскольку этим займусь я лично… Ты, разумеется, тоже!

— Я?!.. — От изумления Шварц даже слегка присел.

— Ты-ты, — невозмутимо бросила Регина. — Не забыл, что мы приближаемся к финалу?.. То-то! Правило все то же: главное — вовремя уйти… Ты, Аркаша, в последние годы стал не в меру жаден, а это плохо.

— Плохо? — На лице Шварца, явно не ожидавшего такого поворота в разговоре, проступила растерянность.

— Плохо, Аркашенька, — Регина улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок, — плохо, потому что опасно… Вот поэтому-то я и берусь за дело сама. Ты будешь на подхвате, а привлекать кого-либо со стороны не станем… Тряхнем стариной, миленький!.. А теперь убирайся, мне некогда.

На последних словах от мягкости, так же как и от вкрадчивости, в голосе Голубинской не осталось и следа.

Не обращая больше на Шварца ни малейшего внимания, она прошла мимо него к дверям и только на пороге, слегка обернувшись, бросила:

— В шесть встречаемся в кафе. Пока!

Аркадий Шварц покорно кивнул и, бросив в спину Регине хмурый взгляд, затрусил в сторону прихожей. Будь кто-либо из знакомых Аркадия или Голубинской свидетелем этой сцены, ни за что не поверил бы своим глазам: все же знают, что Региночка — сама нежность, слушается каждого слова своего возлюбленного. Что там слова — взгляда! Недаром же большинство мужчин в их окружении завидовали Шварцу: его подруга красавица, совсем даже не дура, да еще и обладает исключительно мягким, послушным характером. И где только берут такие сокровища? Везет же некоторым!..

— Бдительные тут у вас ребятки! — Александр Борисович Турецкий иронично глянул на своего собеседника и, не удержавшись, подмигнул. — Мое удостоверение внизу только что лазером не просвечивали…

— А ты что хотел? — Теневая ФСБ, Иван Степанович Кирилин улыбнулся Турецкому, одновременно указывая ему на стул и сам усаживаясь напротив гостя.

Судьба сводила этих двоих далеко не впервые, и сейчас оба в общем-то были довольны тем, что и по этому делу вновь предстоит работать вместе.

— Ну ладно, — вздохнул Турецкий, с некоторой завистью оглядывая просторный, обставленный солидной мебелью и кадками с неведомыми Александру Борисовичу раскидистыми растениями кабинет генерала. — Отставить посторонние разговоры… Давай, Иван, к делу… нашему.

Кирилин усмехнулся и кивнул:

— К делу так к делу. Можешь начинать — как гостю, предоставляю тебе право первой ночи. Итак?

— Итак, Ваня, насколько понимаю, на вашей совести версия терроризма. Сам-то ты в нее веришь?

— Я бы определил ее скорее как политическую версию, — осторожно ответил генерал. — Уж кого-кого, а политических противников у Мансурова всегда хватало.

— Умеешь ты не отвечать на прямые вопросы, товарищ генерал, — покачал головой Александр Борисович. — Может, все-таки сделаешь исключение по старой дружбе?

— Ну ладно, если тебя интересует мое личное мнение, террористы тут ни при чем. Не их почерк, да и взрывное устройство, которым воспользовались, если верить экспертизе, наверняка дело рук сугубо отечественного умельца. Но заметь, упомяну, той политической версии это все-таки не исключает, поскольку она, как ты понимаешь, несколько шире чисто террористической. Твоя очередь, Саша: что скажешь ты?

Турецкий расстегнул свой довольно потрепанный портфель и извлек папку с бумагами и очки, которыми в последнее время ему приходилось пользоваться при чтении.