– Слышь, старшой, ни хрена у нас не получится, слишком уж их много, – высказался первым Черный.

– Да видел, надо подумать… – задумчиво ответил я.

– Да чего тут думать, надо идти стороной, как приказали, там ведь реально можно пройти.

– Ты понимаешь, какой урон мы нанесем, если уничтожим аэродром? – тихо спросил я, поднимая глаза на сержанта.

– Игорь, да мы даже на пару километров не приблизимся со всеми нашими танками. В километре отсюда танковый полк стоит, пехтуры до фига, нас раскатают здесь под орех.

– Малой, подойди! – позвал я паренька, что был у нас самым молодым, да к тому же самым маленьким по росту.

– Слушаю, товарищ старшина! – присел рядом Алексей Маслов. Парнишке только семнадцать, год себе прибавил, чтобы на фронт попасть.

– Леш, ты один сможешь до танкистов сползать? – Вопрос серьезный, если туда и можно проползти, то только в одиночку.

– Смогу, товарищ старшина, – уверенно ответил парнишка. Он не хвастался, так ходить по лесу вообще мало кто умеет, при этом парень был коренным москвичом, где он так научился? Наверное, это просто дар.

– Нужно срисовать в точности маркировку с танков, до мельчайших подробностей. Если будет возможность, посчитать количество и «срисовать» охрану, как?

– Все сделаю, товарищ командир, когда выходить?

– Сейчас и надо, на выполнение – сутки, успеешь?

– Конечно, товарищ старшина, все сделаю.

– Я к чему про сутки, – взял паузу я, – спешить не нужно, от слова – совсем! А вот внимательно все разведать, это – да. От результата твоих наблюдений будет зависеть исход операции.

– Ты все-таки хочешь лезть на аэродром? – перебил меня сержант Черный.

– Да, подожди, не лезь! – грубо бросил я товарищу.

– Хочешь под немчуру закосить? – Блин, мои словечки приживаются.

– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво пробормотал я.

Дело серьезное, но и на кону – куш! Сотня бомберов, столько же штурмовиков и истребителей противника. Да мы, блин, парализуем всю авиацию на этом участке фронта, лишь бы получилось.

Почти сутки мы перемещались по лесу в окрестностях аэродрома. Сидеть на одном месте нам не давали патрули, немчура словно чуяла, что мы рядом. Вообще-то основные наши силы в пятидесяти километрах, если обнаружат их, то вряд ли сочтут возможным наше присутствие тут. Но не нужно считать фрицев тупыми, ни разу не дураки. До сих пор нам удавалось их бить только за счет наглости и везения, ну и потому, что они пока не привыкли к партизанам. Вот выработают тактику, тогда так свободно не погуляешь. Это сейчас мы двигаемся на технике внаглую, иногда пристраиваясь даже к немецким колоннам. Те патрули, что проявляли излишнее рвение в службе, просто давили и уничтожали. Только поэтому мы и прошли так далеко. Хотя в последние дни немцы стали гораздо умнее.

Малой вернулся раньше отведенных ему суток, но так же тихо, как и уходил. Он хотел было сразу доложить обо всем виденном, но я приказал сначала накормить, а уж потом и сказку сказывать.

– То есть никакого полка там нет, я правильно понял? – После рассказа разведчика мы все были ошарашены.

– Так и есть, товарищ старшина. Липа это, танков всего штук двадцать, причем на ремонте. Это самый настоящий рембат.

– Старшой, что же, нас опять с Большой земли обманули? – удивленно взглянул на меня Черный.

– Ну почему сразу обманули? Они же не сами тут на разведку ходили, в Москву-то сведения идут от таких же разведчиков, как и мы, вот только почему такую дезу слили, непонятно… Так, братва, слушай мою команду, выдвигаемся к нашим, к вечеру должны успеть!

Пятьдесят километров – это фигня. Из них на пузе только пару километров надо красться, потом вполне себе спокойно. Вечером, еще солнце не успело зайти, как мы оказались в расположении. Здесь нас встретила частичная неразбериха. Васина бомбили с утра, поэтому он рассредоточил все соединение по окрестным лесам. В этой ситуации, наверное, единственно верное решение.

– Точно маркировка такая? – спрашивал командир после моего доклада.

– Да, Малой зарисовал все верно, между танков ползал.

– Я не знаю, что делать. Командование ясно указало цель, мы должны ударить во фланг группировке…

– Товарищ командир, ну вы же сами понимаете, что это очень сложно! Вы, только находясь здесь и не воюя, потеряли шесть машин, причем вместе с экипажами, что будет, когда мы соберемся в кучу и пойдем колонной к городу, думаю, представляете. Да, планы и приказы это важно, но логику-то не выключайте.

– Да понимаю я все, что ты хочешь, чтобы я проигнорировал приказ? Это же трибунал, а нам и так отписываться придется, за окружение и плен!

– Победителей не судят, товарищ командир. Разобьем аэродром, нам все простят, если командование у нас адекватное.

– Вот именно что если!

– В любом случае надо громить летчиков. Даже если не сможем ударить по городу, всегда можем списать неудачу на самолеты противника, мешавшие нам идти.

– Хорошая мысль, надеюсь, об этом больше никто не узнает, – подытожил командир.

– Так что, наносим маркировку?

– Да, я сам отдам приказ, давай сюда своего Малого, нужно уточнить все детали, что он сумел подметить. Жаль, что все танки нельзя использовать…

– Да, маловато нас будет. – Для атаки на аэродром мы решили вести небольшое количество танков, чтобы внимание сильно не привлекать и сработать под немецкий рембат. – Но, думаю, что хватит. Жаль, конечно, что вокруг много гитлеровцев, полным составом мы бы прошли этот аэродром как на параде. Но, думаю, и тех, что возьмем с собой, вполне хватит, тут главная задача будет на снайперах и минометчиках, подавим охрану вовремя, тогда и покажем немцам, что такое ПВО.

– А при чем здесь ПВО и танки?

– Так лучшая ПВО – это наши танки на вражеских аэродромах!

– Верно. Ладно, Зверев, до сих пор твои идеи не проваливались, давай готовь людей.

Мы перли в сторону аэродрома колонной из двадцати танков. Всего четыре «четверки», остальные «трешки» и «двушки», по самолетам они будут предпочтительнее. Техники провели колоссальную по объему работу, подготавливая машины к длинному переходу. Мы максимально копировали работу ремонтников, которые перегоняют неисправную технику в тыл на ремонт. Да, тягачей у нас не было, но мы сделали проще. Часть танков якобы тащили на тросах другими танками, часть шла своим ходом. На первом КПП, в двух километрах от аэродрома, нас остановили, и молодой тощий фельдфебель из фельджандармерии придирчиво осматривал наши документы. Он уже собирался идти к радисту, чтобы выяснить по рации нашу принадлежность, когда прозвучало три звонких выстрела, и фельдфебель уже никуда не пошел.

Мы вкатились на территорию, находящуюся под многочисленной охраной аэродромного обеспечения, уже засветло. Да уж, охрана тут что надо! Но и мы были не одни. Это ведь только на танках не было никого, кроме экипажей. Наша пехота двигалась параллельно с нами по лесу. Мы старались идти медленно, чтобы в случае чего иметь возможность помочь бойцам. Вот и на аэродром мы прибыли практически одновременно. Батальон пехоты, да с таким количеством танков… Снайперы атаковали зенитчиков, это была главная угроза танкистам, затем в дело вступили собственно сами танкисты. Бой был тяжелый, слишком огромная территория, но мы справились. Два часа танки раскатывали по взлетной полосе и стоянкам самолетов, превращая в хлам все, что попадалось на пути. Вообще, аэродром был большим, но самолеты были рассредоточены на трех площадках и укрыты в капониры. Конечно, не всех зенитчиков удалось убрать вовремя, потеряли целых десять машин за эти два часа, но все-таки мы оказались сильнее. Взлетать немцы пробовали, аж семерых ссадил лично, благо дальности у винтовки хватило. Подводя итоги, Васин высказался, что мы победили довольно малой кровью. Потери были на самом деле немаленькими, только пехотинцев погибло восемьдесят шесть человек, а еще были экипажи десяти танков, слава богу, что некоторым удалось выскочить из горящих коробочек. Я, принимая участие в захвате штаба, получил две пули. Одна прошила насквозь ногу выше колена, вторая засела где-то в животе. Все, как и прежде, заросло почти сразу, но в этот раз были свидетели. Раньше как-то удавалось скрывать, только успевай испачканную кровью форму менять, а тут я «спалился». Хорошо еще, что видел, как в меня попали, только Черный, с ним я успел ранее обсудить мою «везучесть». Тот хоть и сделал вид, что принял объяснения, но было видно, что его сильно пугает такая моя неуязвимость. «Режим бога», твою мать. Что делать, как-нибудь отбрехаюсь, хорошо еще, что он в отчете не указал о моем ранении, но смотрит теперь с постоянным подозрением. А через день разговор между нами все же произошел.