Они БЕЗУМНЫ И ОПАСНЫ!

Их нужно УБИТЬ, чтобы остановить!

Если у вас есть информация об их местонахождении, свяжитесь с НеРавнодушными. НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ К НИМ ЛИЧНО!

Помогите нам ЗАЩИТИТЬ Новый Дублин!

Присоединяйтесь к НеРавнодушным!

Я нахмурилась.

– Стоп, что это? Полная херня! Она ведь не одержима, правда?

За прошедшие несколько дней она вряд ли выпустила Крууса и попала под его контроль.

– Нет, насколько я знаю. Риодан внимательно за ней следит.

– Тогда кто мог напечатать это и зачем?

Он склонил голову набок, внимательно меня изучая.

– Первый листок выпустила она, а я напечатал свой в качестве ответной меры. – Он пожал плечами. – Если кто-то бросает тебя акулам, тяни его за собой. Тогда вас будет двое против акул. Прежде чем возобновлять свои персональные вендетты, люди, за редким исключением, объединяются для победы над общим хищником – это дает множество возможностей для побега.

Я любила его логику – чистую, простую и эффективную.

– Я бы, наверное, просто заявила о своей невиновности. Издала бы собственный «Дэйли» с опровержением.

Не стала бы обвинять Дэни, несмотря на то что она обвинила меня. Я никогда бы никому не призналась, что убила Гардиана. Я ненавидела себя, мне была невыносима мысль, что кто-то мог видеть меня в тот момент. Я хотела знать имя. Жутко осознавать, что кто-то наблюдал за тобой в ужасный миг, а ты понятия не имеешь, кто бы это мог быть.

– Разумные доводы никогда не срабатывают. В системе присутствует когнитивное искажение. Атакующий берет на себя сторону обвинения, что заставляет другого оправдываться, и он таким образом становится виновным. Если ни ты, ни Дэни этого не печатали, кто-то хочет вас обеих сделать мишенями, заставить пуститься в бега или убить. И двумя простыми листками бумаги они добились своей цели. Они расклеены по всему городу. Я видел небольшую толпу, собравшуюся у Дублинского Замка и требующую от Хранителей активных действий.

Вот почему он подумал, что за мной пришел Джайн. Замок был конфискован после падения стен и стал прибежищем для гарнизонов Хранителей, а также некоего учреждения, которое выполняло функции единственного в городе госпиталя.

– Однако с чего бы людям в это верить? НеРавнодушные не предложили ни единого доказательства. К тому же, – проворчала я, – слог у них совершенно подростковый.

– Страх, скука и ощущение беспомощности породили немало охот на ведьм. Кто контролирует прессу…

– Контролирует население, – закончила я. – Они что, не понимают, что у нас есть проблемы куда серьезнее? Им известно, к примеру, что ткань нашей планеты разрушается?

– В черных дырах винят тебя и Дэни. Толпа вопила, что магия, которой вы пользуетесь, настолько разрушительна, что разрывает мир на части.

– И тебя не беспокоит, что они сейчас могут прийти сюда? – язвительно спросила я. Прийти, чтобы дальше рушить мой дом. Мои руки сжались в кулаки.

– Так вышло, что я столкнулся с этой толпой и проговорился, что видел двух молодых женщин, танцующих голыми вокруг светящейся книги на кладбище на краю города.

Я фыркнула.

– И сработало?

– Обещание голых женщин и насилия всегда являлось беспроигрышной наживкой для перепуганных мужчин. И все же их визит сюда – всего лишь вопрос времени.

Играя мышцами, он оттолкнулся от пола, как грациозная пантера. Когда его тело не покрыто черными и алыми татуировками, он не выглядит настолько недоступным. Без них я видела его очень редко. Красивый обнаженный мужчина. Моя кожа пахла им. Мне не хотелось смывать этот запах, но краска требовала душа.

Он протянул мне руку и помог подняться. В последний миг он склонил голову и втянул воздух. Я улыбнулась. Наши запахи подходят друг другу. Человеку должен нравиться запах его партнера, иначе он трахается не с тем.

– У меня есть дела, – сказал он, и я уловила намек на сожаление, что он не имеет права просто забыть о мире, остаться невовлеченным. Жизнь становилась настолько проще, когда мы игнорировали все, кроме друг друга.

– У нас есть дела, – поправила я. Я больше не собиралась сидеть на обочине.

– У меня. Помойся. Мы выезжаем в течение часа.

И прежде чем я успела открыть рот, он ушел, исчез в своем текучем стиле – он либо слишком быстр для моего зрения, либо, как хамелеон, сливается по пути с другими объектами.

Раздался бестелесный голос:

– Я защитил магазин от людей. Вы будете здесь в безопасности до моего возвращения, мисс Лейн.

Я тут же ощетинилась. Весь прошлый час я была для него «Мак», пробравшись к нему глубоко под кожу, принимая его глубоко в себя. И всего двумя короткими словами он снова возвел между нами формальную стену.

– «Мисс Лейн», чтоб тебя, – пробормотала я. Но он уже исчез.

***

Час спустя мы вышли через заднюю дверь и оказались на аллее между КСБ и гаражом Бэрронса. Мне не нравилась идея оставлять магазин с разбитыми окнами, но Бэрронс заверил, что с домом ничего не случится.

Принимая душ, я поняла, что, читая «Дублин Дэйли», кое-что упустила: сегодня третье августа, ровно год с того дня, как я впервые ступила на землю Ирландии. Столько всего произошло. Столько изменилось. И до сих пор сложно осознать все трансформации моего непредсказуемого бытия.

Теперь, снова став видимой, я хотела поговорить с мамой по поводу некоторых проблем, хотела раствориться в надежных папиных объятиях, но воссоединение семьи придется отложить.

На пронзительно холодном воздухе я начала дрожать. Волосы все еще были влажными, на светлых прядях осталась алая краска. Лимонное масло, которое я использовала для борьбы с ней, помогло смягчить и расчесать спутанные пряди, но не спасло от красного оттенка. Еще один «веселый» день в Дублине.

Но меня била дрожь не только из-за мокрых волос. На нашей улочке, сдерживаемый символами, которые Бэрронс вырезал на его крыльях и затылке, сжавшись, сидел Ледяной Охотник. Это был тот самый Охотник, на котором я ездила в тот день, когда мы пытались выследить «Синсар Дабх» и были обмануты Книгой, отчего разбежались, как испуганные мыши. В тот день древний Охотник К’Врак парил рядом, выговаривая мне за то, что я летела не на нем, и тепло приветствуя меня, как «старого друга».

Я испытываю невероятную симпатию к самому большому, самому древнему Охотнику, чье имя выступает синонимом смерти. Его поцелуй фатален и стирает саму сущность души. Нет, я не из тех девочек, которые сходят с ума по пуделям. И даже не из тех, что обожают питбулей. Мой любимый домашний зверек – древнее жизнерадостное окончательное уничтожение по имени К’Врак. Интересно, где он сейчас и не присоединится ли к нам сегодня в небе?