– Спасибо. – Мы вернулись в приемную, и я собрала вещи. – Только задержусь, чтобы поздороваться с миссис Бейнбридж. Ее джек-расселу Касперу назначено на двенадцать.

Каспер был удивительно милым. Как и сама миссис Бейнбридж. Не верилось, что мы не виделись девять месяцев. Мне не хватало нашей дружеской болтовни. Она через Линду посылала мне цветы и открытки с пожеланиями выздоровления, и я хотела ее поблагодарить за то, что она обо мне помнила. Понимала, как непросто, живя на одну пенсию, покупать цветы. Несколько раз потихоньку от Линды я платила за лечение Каспера, если на процедуры не хватало страховки.

Звякнул колокольчик, и мы обе повернулись к двери. Улыбка на моем лице погасла, и от страха свело желудок, когда Каспер, пыхтя, бросился в мою сторону. Из его пасти вывалился розовый язык. У меня под мышками защипало от пота, поле зрения сузилось. Миссис Бейнбриддж стояла напротив, и я уголком глаза видела, как шевелятся ее губы, но не могла отвести взгляда от Каспера, от слюны, которая сочилась из его пасти между острыми, как иглы, зубами.

– Дженна? – Лицо Элли приблизилось ко мне.

Я слышала, что меня назвали по имени, но звук был, как под водой. Я оперлась ладонями о стол перед собой, откатила назад стул и бросилась в туалет. К горлу у меня подступила тошнота. Я набрала в ладони холодной воды и плеснула в лицо. Оторвала от рулона грубое голубое полотенце и насухо вытерла кожу. Из зеркала на меня смотрело мое изображение: ярко-красные волосы и затравленные глаза. Почему я так испугалась Каспера? Ростом он в три раза меньше Джонсона. И ведь я люблю собак.

В дверь забарабанили.

– Как ты там, Джен? Элли сказала, ты сильно испугалась.

– Спасибо, Рейч, все в порядке, – отозвалась я. Но в порядке я вовсе не была. Ноги у меня так сильно дрожали, что я опустилась на крышку унитаза и уронила голову на руки. Что со мной такое? После субботнего визита к медиуму Фионе накатывающие на меня непродолжительные приступы, от которых перехватывало дыхание и начиналось сердцебиение, стали острее и чаще. Что-то почти все время грызло меня изнутри, и я не могла избавиться от мысли о второй энергии, хотя раньше ни во что подобное не верила. Я не была уверена, что верю и теперь. Однако… Что-то изменилось, и я готова была признать, что напугана. У меня появились дурные предчувствия, и я не понимала их значения. Неужели мне что-то угрожало? Вдруг мне послышался крик – короткий и резкий. Но я не могла с уверенностью сказать, что его слышала.

Сон склеил мои веки, я разлепила их и зевнула. Со мной всегда так: если задремлю днем, потом чувствую себя разбитой. Все еще ярко светившее за окном солнце, проникая сквозь щели ставен гостиной, разукрасило ламинированный пол тигровыми полосами. Тело никак не хотело расставаться с кожаным диваном, я с усилием оторвалась от него, села и, вспомнив, какой кошмар приключился со мной в первый день на работе, закрыла голову руками. Проковыляла на кухню, прилипая подошвами к плиткам, налила в стакан лимонный сквош и, облокотившись о раковину, пила, ощущая, как кисловатая горечь прогоняет остатки усталости. Взгляд упал на прикрепленную к холодильнику памятку, и я внимательно смотрела на нее, не обращая внимания на гудение телефона. Наверняка это отец или мать – тревожатся, хорошо ли прошел у меня первый день на работе. Вернувшись домой, я послала им по эсэмэске, заверив, что со мной все в порядке, но они не успокоятся, пока не поговорят лично. По тому, как они суетятся и волнуются, можно подумать, что я отправилась покорять горную вершину. Если я сейчас позвоню, они – особенно мама – почувствуют, что что-то не так. Но мне невыносимо представить, что придется рассказать им, как после встречи с Каспером я в слезах позорно бежала из клиники. За этим непременно последуют упреки: «Я же предупреждала, что тебе будет не по силам».

Отбросив мысли о Каспере, я скачала несколько фотографий Калли с ее странички в «Фейсбуке» и отправила на стоящий в коридоре беспроводной принтер. Аппарат загудел и выплюнул распечатки. Я начала прикреплять их магнитными буквами к холодильнику, а когда места не стало, развесила на стенах: Калли на зеленом травяном ковре, ее лицо сияет от счастья, на голове венок из маргариток; Калли и Натан не знают, что их снимают, и завороженно смотрят друг другу в глаза; Калли между Томом и Амандой, в полных до краев бокалах пузырится шампанское, они поднимают за что-то тост. Под каждым снимком я поместила стикеры с надписями, чтобы не забыть, откуда и когда взяла каждую фотографию. Куда ты подевалась в тот вечер? Я обвела пальцем овал лица Калли. Ее чистая идеальная кожа сияла. Я распрямилась, словно мое тело наполнилось энергией, и встала, внезапно почувствовав себя сильной. Не было никакой болезненной слабости, я ощутила себя способной на поступки. Разительная перемена! Решительно взяв телефон, я набрала рабочий номер Натана.

Рядом с его офисом солнце блестело на расплавленном асфальте, а воздух был пропитан запахом выхлопных газов. Я прислонилась к стволу дерева, скрываясь от прямых лучей: из-за иммунодепрессантов существовала опасность заболеть раком кожи, и этим летом мне предстояло щеголять в облике бледнолицей английской розы. Мой взгляд не отрывался от входа в здание. Секретарь Натана сообщила мне по телефону, что он заканчивает работу в шесть. Я ждала, чувствуя себя одинокой и беззащитной в ставшей влажной от мучительного беспокойства одежде. Избегала взглядов людей, мысленно повторяя заготовленные фразы, но эти слова даже мне самой казались надуманными и неестественными. В шесть из офиса Натана потянулись сотрудники. Мужчины ослабляли узлы галстуков и закатывали рукава, женщины сворачивали кардиганы и прятали их в сумки. Я вздрагивала всякий раз, когда кто-то из спешащих мимо людей слегка меня задевал, и крепче вжималась в ствол. Кора царапала обнаженную кожу плеч, и ее стало саднить. Через четверть часа у меня заболели ноги. Как бы часто я ни смотрела на часы, время от этого быстрее не бежало. В половине седьмого мне стало настолько жарко и тягостно, что я была готова бросить задуманное. Решила, что пропустила Натана. Машины шли сплошным потоком, гудели моторы, из окон гремела музыка, и тупая боль сдавила мне виски. Я уже собиралась идти домой, когда дверь снова отворилась, и на пороге появился он. Натан. Через руку у него был переброшен бежевый плащ. В другой покачивался желто-коричневый кожаный кейс. Потрясение узнавания заставило меня порывисто вдохнуть. Мои ноги сами зашагали к нему, словно меня притягивал невидимый канат. Он шел размашистой походкой, черные блестящие ботинки стучали по асфальту, и мне, чтобы не отстать, пришлось почти бежать.

Густела толпа спешащих по домам прохожих, торопившихся порадоваться солнцу, пока оно не зашло, меня нещадно толкали и пихали. В этом столпотворении я потеряла Натана из виду. Кровь шумела у меня в ушах, но я старалась не волноваться, сжимала и разжимала кулаки, вспоминая советы Ванессы: следить за частотой дыхания и пытаться дышать медленнее. Волнение нарастало, и я уже не могла сообразить, как себя вести: то ли вдыхать, то ли выдыхать, то ли на счет три, то ли на счет пять. Я почувствовала, что совершенно не в состоянии справиться с паникой, и завернула к чьим-то дверям, стараясь казаться как можно незаметнее, но вскинула голову, когда автобус, отпустив тормоза, с шипением выбросил клубы дыма, и колеса, вращаясь, повлекли его от тротуара. Когда он проезжал мимо, я заглянула в окна, но Натана в салоне не заметила. Он мог быть теперь где угодно. Ясно, что найти его невозможно, и мысль, что, прождав его у офиса, я потеряла время зря, угнетала. Но, если честно, с разочарованием наступило облегчение. Голова пухла, в ней все путалось, горло пересохло. Я оглянулась, высматривая, где бы купить бутылку воды, и заметила дальше по улице кооперативный магазин. Сделав усилие и продолжая глубоко дышать, я перешла мостовую и направилась в его сторону, решив, что потом поеду домой.