litbaza книги онлайнИсторическая прозаФамильные ценности - Александр Александрович Васильев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 114
Перейти на страницу:

Сохранилась фотография макета декораций. Действие происходило в трамвайном депо, и пафос пьесы был в новом, “сознательном” отношении к труду и борьбе с бюрократами.

Оформление было выдержано в конструктивистском вкусе. Все актеры одеты в комбинезоны. Положительные персонажи – в синие, а отрицательные – в коричневые. Серый наклонный пол, киноэкранчик со зрительными цитатами из хроники Гражданской войны, с “натуральным” фасадом трамвая. В общем, очень строго, в “левом” ключе – не стыжусь.

Шипели два угольных прожектора с лиловатым светом. Вообще-то освещение сцены состояло из двух жестяных корыт софитов с ввинченным в них рядом разноцветных ламп, окрашенных постоянно выгоравшим спиртовым цветным лаком. Когда изображалась ночь, горели только синие, а день – все. И еще была рампа, любимая мною по сей день.

В афише к открытию сезона из честолюбивых соображений я попросил перед своей фамилией поставить “художник-конструктивист”. Вот так!

Этот спектакль мы готовили долго, недели две-три. А дальше шпарили каждую субботу по премьере.

Конечно, наши новаторские идеи зачахли, их победили жуткая наипровинциальнейшая театральная рутина, состав труппы и культурный ценз города и горожан. Но мы с Андреевым продолжали бороться. Вот видите, я стал говорить “мы”! Это ведь по-театральному, по-коллективистски: мы, наше, нам и т. д.! (Я так говорил, работая полвека в театре, пока не стал делать живописные или графические работы по собственному разумению и в одиночестве. Теперь можно говорить только о себе: “Моя работа мне удалась”. Или “не удалась”.) Труппа составлена была по классическому принципу амплуа: основной герой, героиня, инженю, фат, простак, комик-простак, комик-буфф, характерные старик и старуха, пожилая героиня, герой-любовник, неврастеник и пр. Актеры знали, что от них ждут, за что им платят. Каждый имел свою палитру штампов, которые и употреблял по мере надобности. Комик-буфф, например, не считал возможным уйти со сцены без аплодисментов зрителей. Он их “выжимал” любыми средствами.

Премьеру играли “с листа” – первый раз в костюмах, гриме и, конечно, под отчетливого суфлера. Одевались актеры сами – либо в свое (со своим гардеробом!), либо в подобранное в жалкой костюмерной, расположенной под грим-уборными. Что означало “в свое”? По-разному. “Пожилая героиня” Ленина привезла сундук с костюмами: сарафан, шали, душегрейка, кика и кокошник для боярыни, черное и белое платье в пол для гранд-дамы, шляпы и пр. Ее муж, характерный герой Шестаков, имел фрак, сюртук, костюм, жилетки, жесткие воротнички, ботинки на пуговичках с серым верхом. Это хорошо!

Инженю Пучинина, бедненькая одинокая молоденькая актриса, имела только два куска (метра по два) крепдешина – белого и черного, из которых и создавала в разных комбинациях платья, подходящие к случаю. То все черное, то белое, то в комбинациях. На руках шила, едва скрепляя, чтобы легко было распарывать.

Или выходили в своей повседневной одежде с добавлением какой-либо детали, подобранной в костюмерной. Ни о какой цветовой гамме или единой стилистике не было ни речи, ни возможностей. Хорошо помню актеров. Старик, “артист императорских театров” Кисель-Загорянский, жил в гостинице, что было исключительно почетно. Была у него припевка: “Лата-фата, катадру-катадру”. Седой, с отвислой большой губой (Фамусов). Коробки с гримом у него не было. Он гримировался остатками грима, которые оставили предыдущие актеры на нижней стороне крышки гримировального стола, вытирая подушечки пальцев после гримирования. Зато у него была заячья лапка, большая пуховка и коробка пудры. Несколько мазков по провазелиненному лицу позаимствованным гримом и веселое опудривание пуховкой. Лата, фата, катадру!

Был актер Туров с рваной ноздрей – ему на сцене, в бою на шпагах (возможно, в Гамлете), “противник” точно всадил кончик шпаги в ноздрю.

Были Баратов, Мальшет, Рассохин, Паша Дербин… Оказывается, всех помню!

Расскажу, как мы сделали “Горе от ума”. “Ключом” к оформлению стала строфа из монолога Чацкого (которого играл Андреев): “Старух зловещих, стариков, дряхлеющих над выдумками, вздором!” На пустой сцене в кулисах развесили портреты этих самых “зловещих”. Вдохновленный чувством “социального гнева”, я лично выполнил эти портреты.

Удивительных людей собирает театр! Машинистом сцены был очень толковый работник, мадьяр (венгр), бывший пленный. Китаец, старший рабочий сцены, владел тайнами узлов и вообще возможностями веревок. Например, фурки – а уже без фурок нельзя было – передвигались на особым образом прилаженных веревках. Роликов ведь не было.

У высокого веселого парня, рабочего сцены Николая, был “коронный номер” – умение забивать здоровенные гвозди с двух ударов по самую шляпку. Вообще, гвозди, веревка, железный театральный молоток, совмещавший в себе гвоздодер и отвертку, были “главными персонажами” театральной техники. Каждый рабочий носил молоток и через плечо холщовую сумку для гвоздей. Глухой перестук молотков сопровождал перестановки и антракты.

Приметными фигурами были сторож, рябой татарин, его жена Айша и дочь на выданье, помогавшая в зрительном буфете и везде, где понадобится. Жили они при театре на втором этаже, в квартирке, которая по совместительству была картежным притоном или, мягче говоря, карточным клубом. Есть же такие люди – картежники!

Эти несчастные создания после спектакля собирались там и дулись в самые азартные игры: “шмендефер”, “железку”, “очко”. В играх активное участие принимал кассир театра. Многие играли в долг, он записывал и давал взаймы, потом удерживал из невеликой зарплаты – жалованья, как тогда говорили. А я и до сих пор никогда не играл и не играю, всегда презирал это. Но смотреть на игру было интересно, как на театр ужасов или паноптикум. Пальцы игроков, задающие “свирепое тремоло”, малиновые уши, белые лица, блуждающий взор. Я все это видел из фойе, примыкающего к квартире сторожа, где мы с маляром расписывали и раскрашивали декорации.

Буфетчица зрительского буфета ко второму антракту готовила кастрюлю пахучих сибирских пельменей, а так как она была женой помощника режиссера (они были читинцы), распоряжавшегося звонками к началу действия, то второй антракт был самым длинным – пока не съедят пельмени!

Свой “бизнес” был и у электрика. Он со двора, по сходной цене, впускал в трюм под сценой нескольких зрителей, проводил, согнувшись, в оркестровую яму и после третьего звонка большим медным рубильником “вырубал питание” – гасил свет во всем здании. За эту минутку темноты “зайцы” должны были перескочить через оркестровый барьер в зрительный зал и там с невинным видом рассредоточиться.

Был “бизнес” и у администратора. Во втором антракте устраивался аукцион на две-три бутылки вина. В городе с алкоголем, как и с питанием, было сурово. Ведь на Дальнем Востоке только что отгремела Гражданская война. Но театральный администратор все может! Hа столик перед закрытым занавесом ставились бутылки, и администратор провозглашал, держа на вытянутой руке одну из них: “Малага – столько-то!” И дальше – “Кто больше?” по всем известному ритуалу. Часто эти аукционы устраивались в пользу бенефицианта, актера или актрисы театра.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 114
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?