– Что сужает круг поисков, скажем, примерно до миллиона подозреваемых — здесь, в Северной Калифорнии.

– Райделл, все сработает таким образом, что он сам вас найдет. Я скажу вам, куда пойти и что попросить, и все вместе привлечет к вам его внимание.

– Звучит чересчур просто.

– Попасть в поле его внимания будет легко. Остаться в живых после этого — нет.

Райделл немного подумал.

– Так что я должен буду для вас сделать, когда он найдет меня?

– Вы зададите ему вопрос.

– Какой вопрос?

– Еще не знаю, — ответил Лэйни, — я над этим сейчас работаю.

– Лэйни, — сказал Райделл, — что все это значит?

– Если б я только знал, — сказал Лэйни, и вдруг его голос стал очень усталым, — мне бы, наверно, не пришлось находиться здесь. — Он замолчал. И повесил трубку.

– Лэйни?

Райделл сидел и слушал, как журчит унитаз. В конце концов, встал, снял сумку с крюка и покинул кабинку.

Вымыл руки под тонкой струйкой холодной воды, убегавшей в черную раковину из искусственного мрамора, всю покрытую коркой желтушного промышленного мыла, после чего проделал обратный путь по коридору, узкому из-за картонных коробок, набитых, как ему показалось, сантехническим инвентарем.

Он был полон надежды, что Кридмор с мамашей музыки кантри уже позабыли о нем и свалили.

Не тут-то было. Дама трудилась над тарелкой яичницы, а Кридмор — пиво зажато меж джинсовых бедер — злобно таращился на двух огромных, припорошенных гипсом работников стройки.

– Привет, — сказал Кридмор, когда Райделл прошел мимо них, таща на плече свою сумку.

– Привет, Бьюэлл, — ответил Райделл, взяв направление на входную дверь.

– Эй, ты куда пошел?

– На работу, — ответил Райделл.

– Работа, — донесся до него голос Кридмора, — вот ведь дерьмо!

Но дверь с размаху захлопнулась за ним, и он очутился на улице.

Шеветта стояла рядом с фургоном, глядя, как Тесса выпускает на свободу "Маленькую Игрушку Бога". Платформа камеры, будто лепешка майлара или надувшаяся монета, наполнилась водянистым светом дня, поднимаясь в воздух и трепыхаясь, а потом выровнялась и закачалась на высоте примерно пятнадцати футов.

Шеветта чувствовала себя очень странно, вновь оказавшись здесь, видя знакомые бетонные танковые ловушки, за ними — немыслимые формы самого моста. Место, где она когда-то жила, — хотя теперь это казалось сном или жизнью постороннего ей человека, — там, на вершине ближайшей кабельной башни. Вон в том кубике из фанеры, высоко-высоко, она и спала, пока огромные порывы ветра толкали, крутили, хватали мост, и порой она слышала, как тайно стонали сухожилия моста, звук этот несся вверх по скрученным канатам, слышимый только ею, Шеветтой, прижавшей ухо к гладкому, словно дельфинья спина, кабелю, который поднимался из овальной дыры, пропиленной в фанерном полу лачуги Скиннера.

Ныне Скиннер был мертв, и она это знала. Он умер, пока она ошивалась в Лос-Анджелесе, пытаясь стать кем-то, кем, как она тогда думала, ей хотелось бы стать.

Она не приехала на похороны. Народ на мосту не устраивал из этого события; а владение собственностью здесь было главной заботой закона. Она не была дочерью Скиннера, а если бы и была и захотела владеть этим кубом из фанеры на вершине кабельной башни, вопрос сводился только к проживанию в нем, пока он был ей нужен. Он не был ей нужен.

Но горевать в Лос-Анджелесе по Скиннеру было попросту невозможно, а сейчас это все вдруг всплыло, она вернулась в то время, когда жила у него. Как он нашел ее, слишком больную, чтобы идти, и перенес к себе в дом, и откармливал супом, который покупал у корейских торговцев, пока она не поправилась. Потом он оставил ее в покое, ни о чем не спрашивая, принимая ее, как принимают птицу, севшую на подоконник, пока она не научилась в городе велосипедной езде и не стала курьером. И вскоре они поменялись ролями: слабеющий, нуждающийся в помощи старик, и она — та, кто достанет суп, принесет воды, позаботится, сварен ли кофе. И так шло до тех пор, пока она, по собственной глупости, не попала в беду и в результате встретила Райделла.

– Ветер унесет эту штуку, — предостерегла она Тессу, которая надела очки, позволявшие видеть сигнал порхающей камеры.

– У меня в машине еще целых три, — сказала Тесса, натянув на правую руку скользкую с виду черную контрольную перчатку. Она поэкспериментировала с тачпадом, запустив миниатюрные пропеллеры платформы и прогнав ее по кругу диаметром в двадцать футов.

– Нам нужно нанять кого-нибудь охранять фургон, — сказала Шеветта, — если хочешь увидеть его снова.

– Нанять кого-нибудь? Кого же?

Шеветта указала на тощего чернокожего мальчишку с немытыми дредами до самого пояса.

– Ты, как тебя звать?

– А тебе-то что?

– Заплачу, если присмотришь за фургоном. Вернемся — чип на пятьдесят. По рукам?

Мальчик равнодушно смотрел на нее.

– Звать Бумзилла, — сказал он.

– Бумзилла, — сказала Шеветта, — присмотришь за этим фургоном?

– По рукам, — сказал он.

– По рукам, — сказала Тессе Шеветта.

– Эй, леди, — сказал Бумзилла, ткнув пальцем в сторону "Маленькой Игрушки Бога", — я хочу эту штуку.

– Оставайся тут, — сказала Тесса, — нам понадобится местный оператор.

Тесса касается пальцами черного тачпада на ладони перчатки. Платформа камеры пролетает второй круг и выплывает из поля зрения, над танковыми ловушками. Тесса улыбается, увидев то, что увидела камера.

– Пошли, — сказала она Шеветте и направилась в проем между ближайшими ловушками.

– Не туда, — сказала Шеветта. — Вон туда. — Существовала единственная тропа, по которой все шли, если просто хотели пройти к мосту. Избрать другой путь означало или невежество, или желание срочно облегчиться.

Она показала Тессе дорогу. Дорога воняла мочой из расщелин между бетонными блоками. Шеветта шла быстрее, Тесса поспевала сзади.

* * *

И снова вышли в этот влажный свет, но теперь он лился не на киоски и торговцев, как помнила Шеветта, а на красно-белый фасад типового магазина самообслуживания, нагло, по самому центру загородившего вход на оба уровня моста, на надпись "Счастливый дракон" и на содроганье картинок, ползущих вверх по фирменной башне из видеомониторов.

– Чтоб мне гореть в аду, — заявила Тесса, — это что, тоже часть "промежуточного сообщества"?

Шеветта остановилась в изумлении.

– Как они только осмелились?

– Так и осмелились, — сказала Тесса. — Самое выгодное расположение.