Неизвестно почему Кевин почувствовал, как его охватила дрожь.

Обратно до клиники он добрался быстро и без происшествий, хотя сплошные стены на вид совершенно непроницаемой темно-зеленой растительности вызывали у него чувство, близкое к клаустрофобии. Оно заставляло Кевина вжимать педаль газа едва ли не в пол. Добравшись до черты города, он почувствовал облегчение.

Кевин поставил машину на место. Открыл дверцу – и замешкался. Время шло к полудню, и он гадал, то ли отправиться домой пообедать, то ли еще на часок-другой заскочить в лабораторию. Выбор пал на лабораторию. Не было случая, чтобы Эсмеральда ждала его раньше часа дня.

Даже на таком коротком пути, от машины до дверей клиники, Кевин испытал на себе весь жар полуденного солнца: он охватывал, будто в одеяло плотно укутывал, затрудняя всякое движение, даже дыхание. Попадать в настоящую тропическую жару ему не доводилось, пока он не приехал в Африку. Войдя в здание, Кевин, омытый прохладным воздухом из кондиционеров, ухватил себя сзади за воротник рубашки и постарался отлепить ее от взмокшей спины.

Начав подниматься по лестнице, он едва одолел несколько ступенек, как услышал чей-то голос:

– Доктор Маршалл!

Кевин оглянулся. Он не привык, чтобы к нему приставали на лестнице.

– Стыдно, доктор Маршалл, – говорила женщина, стоявшая у нижней ступеньки. В голосе ее звучала мелодичная ирония, позволявшая считать, что говорилось все не очень-то всерьез. На ней был хирургический костюм, а поверх него – белый халат. Рукава халата были подвернуты почти до локтей.

– Простите? – произнес Кевин. Женщина казалась знакомой, но он никак не мог вспомнить, где ее видел.

– Вы забыли навестить пациента, – сказала женщина. – В других случаях вы каждый день приходили.

– Что ж, это верно, – смущенно пробормотал Кевин. Он наконец-то ее узнал. Сестра Кэндис Брикманн работала в хирургической группе, прилетевшей вместе с пациентом. Это ее четвертый приезд в Кого. В прежние три приезда Кевин всякий раз, заходя в палату, неизменно сталкивался с ней.

– Вы обидели мистера Винчестера, – укоряла Кэндис, грозя Кевину пальчиком. Ей было под тридцать, но выглядела она сущим сорванцом. Впечатление усиливали роскошные золотистые волосы, лихо остриженные на французский лад. Кевин не мог припомнить ни минуты, когда бы видел ее без улыбки на живом симпатичном лице.

– Вряд ли он даже заметил мое отсутствие, – выдавил из себя Кевин.

Кэндис запрокинула голову и расхохоталась. И тут же, заметив растерянное выражение лица Кевина, зажала рот ладошкой, словно попыталась затолкать обратно новые смешки.

– Это я вас поддразниваю, – сказала она. – На самом деле отнюдь не уверена, что мистер Винчестер запомнил хоть что-то из той лихорадки, именуемой днем прибытия.

– Вообще-то я собирался прийти посмотреть, как у него дела. Просто был чересчур занят.

– Чересчур заняты в этой дыре посреди незнамо где? – заулыбалась Кэндис.

– Да дело не только в моей занятости, – признался Кевин. – Очень много всего случилось.

– Например? – спросила Кэндис, сдержав улыбку. Ей нравился этот застенчивый, скромный работяга-исследователь.

Кевин, подыскивая слова для ответа, сделал несколько неопределенных жестов руками, потом, покраснев, выпалил наконец:

– Ну, всякое такое.

– Вы, ученые, меня до смерти ухохочете, – сказала Кэндис. – Ладно, шутки в сторону. Счастлива доложить, что у мистера Винчестера все обстоит прекрасно, и, насколько я поняла нашего хирурга, во многом это благодаря вам.

– Ну, я бы не стал так преувеличивать...

– Ой, он еще и скромник! – воскликнула Кэндис. – Умный, очаровашка и скромный. Сочетание – наповал!

Кевин открыл было рот, но не мог произнести ни слова.

– Я очень сильно выйду за рамки, – продолжала Кэндис, – если приглашу вас отобедать со мной? Как раз собиралась пойти купить где-нибудь гамбургер. Еда в столовой клиники мне малость поднадоела, да и неплохо было бы глотнуть свежего воздуха, коль скоро солнышко выглянуло. Что скажете?

Голова у Кевина пошла кругом. Приглашение было неожиданным, и в обычных обстоятельствах он уже только поэтому отыскал бы причину, чтобы отклонить его. Однако нотации Бертрама были еще свежи в памяти, и Кевин колебался.

– Вам, часом, не киска язык откусила? – поинтересовалась Кэндис. Склонив голову, она игриво поглядывала на него из-под изогнутых бровей.

Кевин повел рукой в сторону лаборатории, потом промямлил что-то про то, что Эсмеральда его ждет.

– А вы позвонить домой не можете? – спросила Кэндис. Интуиция подсказывала, что ученому хочется составить ей компанию, и потому она упорствовала.

– Наверное, – ответил Кевин. – Думаю, я из лаборатории позвоню.

– Чудно, – сказала Кэндис. – Хотите, чтобы я вас здесь подождала или пошла с вами?

Такие нахалки Кевину в жизни еще не попадались, да и вообще его общение с женщинами не давало повода говорить о множестве приключений и большом опыте. Его последней и единственной (не считая пары трагедий в средней школе) любовью была коллега по аспирантуре, Жаклин Мортон. Их отношения рождались из долгих часов совместной научной работы, потребовалось много месяцев, чтобы природа взяла свое: Жаклин была так же застенчива, как и Кевин.

Кэндис поднялась на несколько ступенек и встала рядом с Кевином. Росту в ней было около пяти футов трех дюймов с учетом кроссовок.

– Если вам трудно решить и если вам все равно, то я поднимусь с вами, ладно?

– Пошли, – согласился Кевин.

Скоро он перестал нервничать. Обычно при общении с женщинами его угнетала необходимость ломать голову над темами для разговора. С Кэндис же у него не хватало времени даже для того, чтобы призадуматься. Она одна тянула нить беседы, не давая ей ослабнуть ни на минуту. Они поднялись всего на две лестничные площадки, а она успела поболтать о погоде, о городе, о клинике и о том, как прошла операция.

– Вот моя лаборатория, – сказал Кевин, открывая дверь.

– Фантастика! – искренне изумилась Кэндис.

Кевин улыбнулся. Он видел: девушка и в самом деле восхищена.

– Вы идите и звоните, – сказала Кэндис. – А я тут осмотрюсь, если можно.

– Как вам угодно.

Кевина немного беспокоило, что он так поздно предупреждает Эсмеральду о том, что не придет обедать, она же поразила его своей невозмутимостью: спросила только, в котором часу подавать ужин.

– В обычное время, – ответил Кевин. И, немного поколебавшись, добавил, удивляясь самому себе: – Возможно, я приду не один. Это вызовет неудобства?

– Никаких, – уверила Эсмеральда. – Сколько персон?