Кевин забрался в свою «тойоту»-внедорожник и, выехав со стоянки, сразу свернул направо. Оставляя в стороне северную часть городской площади, миновал старую католическую церковь. «Генсис» отремонтировала здание, превратив его в центр отдыха и развлечений. По вечерам в пятницу и субботу тут показывали кино. Вечером по понедельникам играли в бинго. В подвале устроили магазинчик, где продавали американские гамбургеры.

Кабинет Бертрама Эдвардса находился в ветеринарном центре, который был частью куда более обширного отделения для животных. Весь комплекс размерами превосходил сам Кого. Раскинулся он к северу от городка в густых зарослях экваториального тропического леса, от городских построек его отделяла полоса девственных джунглей.

Путь Кевина пролегал на восток, до самых автомастерских, там он свернул на север. Движение на дороге, довольно оживленное для захолустья, свидетельствовало о трудностях снабжения предприятия такого размаха, как Зона. Все: от туалетной бумаги до пробирок для центрифуг – приходилось завозить, что создавало мощные товарные потоки. Большая часть необходимого доставлялась на грузовиках из Баты, где находилось нечто похожее на глубоководный морской порт и имелся аэропорт, способный принимать крупные реактивные воздушные суда. По заливу Муни, связывавшему с габонским Либревилем, сновали только легкие моторные лодки.

На границе городка мощенную гранитом улицу сменила дорога, покрытая свежеукатанным асфальтом. Кевин облегченно вздохнул: из-за булыжника рулевую колонку дико трясло, в салоне стоял неумолчный грохот. Минут пятнадцать пришлось ехать по прорези в темно-зеленой массе леса, прежде чем впереди замаячили первые строения комплекса для животных. Сделали их из литого бетона и шлакоблоков, потом оштукатурили и выкрасили в белый цвет. В замысле угадывался испанский дух, так подходивший к колониальной архитектуре городка.

Громадный главный корпус больше напоминал здание аэровокзала, чем помещение, где содержат человекообразных обезьян. С фасада он поднимался на три этажа вверх и растянулся шагов на семьдесят – восемьдесят в ширину. От задней части строения отходили многочисленные пристройки, которые в буквальном смысле терялись в гуще растительности. Напротив главного корпуса стояло несколько зданий поменьше. Что в них находилось, Кевин в точности не знал, за исключением двух корпусов по центру. В одном размещался гарнизон экватогвинейской охраны комплекса, ничем не отличавшейся от своих собратьев на городской площади: солдаты так же бесцельно и вальяжно убивали время со своими автоматами, сигаретами и камерунским пивом. Другой корпус предназначался для тех, кто вызывал у Кевина еще большую тревогу, чем малолетки-солдатики. Там жили марокканские наемники, входившие в личную гвардию президента Экваториальной Гвинеи. Собственной армии здешний президент не доверял.

Одевались иностранные спецназовцы в нелепые, плохо сидевшие темные костюмы и непременные белые рубашки с галстуками; пиджаки вызывающе вздувались поверх наплечных портупей с кобурой. Все как один были темнокожие, у всех был пронзительный взгляд, все носили густые усы. В отличие от солдатни гвардейцы редко попадались на глаза, зато их присутствие давало о себе знать ощущением какой-то зловещей мертвящей силы.

Размах центра для животных «Генсис» убедительно свидетельствовал об успешной деятельности компании. Понимая, с какими сложностями связаны биомедицинские исследования приматов, «Генсис» устроила себе площадку в Экваториальной Африке, бывшей местом обитания этих животных. Такой здравый ход позволил избавиться от ловчих сетей импортно-экспортных запретов промышленно развитого Запада в отношении приматов, равно как и от пагубного влияния излишне рьяных поборников прав животных. Ну и еще один плюс: изголодавшиеся по иностранной валюте местные власти и продажные туземные лидеры с необычайной благожелательностью воспринимали все, что ни предлагалось такой компанией, как «Генсис». Законы, мешавшие ее деятельности, либо вовремя забывались, либо отменялись. Законодательную власть удалось настолько приручить, что был даже принят закон, объявивший вмешательство в дела «Генсис» тягчайшим преступлением, которое каралось смертной казнью.

Предприятие так быстро оказалось сногсшибательно успешным, что «Генсис» расширила его, сделав удобным местом для проведения исследований на приматах другими биотехнологическими компаниями, особенно фармацевтическими гигантами. Резкий рост привел плановиков из «Генсис» в состояние шока. С какой стороны ни глянь – Зона являла собой пример поразительного финансового бума.

Кевин остановил «тойоту» рядом с другим внедорожником. По наклейке на бампере: «Человек – это обезьяна» – понял, что тот принадлежит доктору Эдвардсу. Сквозь двойные двери с надписью на стекле «Ветеринарный центр» прошел внутрь корпуса.

Марта Блуммер, поздоровавшись, объявила:

– Доктор Эдвардс в отделении шимпанзе.

Марта исполняла обязанности секретаря в ветеринарии, а ее муж работал бригадиром в автомастерских.

Кевин отправился в отделение шимпанзе – одно из немногих мест в корпусе, хоть как-то ему знакомое. Пройдя через вторую пару двойных дверей, он зашагал по длинному центральному коридору ветеринарной клиники. Корпус выглядел обыкновенной больницей, вплоть до того, что все служащие в нем носили хирургические костюмы, а у многих на шеях болтались стетоскопы.

Одни кивали Кевину, другие приветливо улыбались, некоторые здоровались вслух. Он же отвечал на приветствия рассеянно, поскольку не знал, как зовут этих людей.

Еще одна пара двойных дверей – и он оказался в главной части корпуса, где размещались приматы. В воздухе витал запах какой-то угрюмой дикости. По коридору то и дело прокатывался то визг, то рев животных. Сквозь двери с окошками из армированного стекла виднелись большие клетки, в которых содержались обезьяны. Вокруг клеток передвигались люди в комбинезонах и резиновых сапогах со шлангами наперевес.

Отделение шимпанзе находилось в одной из пристроек, отходивших от задней части корпуса и скрывавшихся в лесу. Кевин вошел на первый этаж. И сразу же сменился звуковой фон: теперь в нем недовольного уханья и ворчания было не меньше, чем визга.

Открыв дверь из центрального коридора, Кевин обратился к одному из рабочих в комбинезоне. На вопрос, где доктор Эдвардс, тот ответил, что ветеринар в секции бонобошек.

Кевин отыскал лестницу и поднялся на второй этаж. Подумал: вот ведь совпадение – доктор Эдвардс оказался в секции бонобо как раз тогда, когда он его разыскивает. Как раз из-за бонобо Кевин и познакомился с доктором Эдвардсом.

Еще шесть лет назад Кевин про бонобо и слыхом не слыхивал. Все разом изменилось, как только было решено в его проекте с «Генсис» использовать именно этих человекообразных обезьян. Теперь-то он знал: бонобо – создания исключительные. Близкие родичи шимпанзе, они полтора миллиона лет жили в изоляции на пятачке в двадцать пять тысяч квадратных миль среди нехоженых джунглей Центрального Заира. В отличие от шимпанзе бонобо сохранили в своем общественном устройстве матриархат, их самцы отличались меньшей драчливостью. А значит, и жить они могли гораздо большими сообществами. Порой их называли пигмеями-шимпанзе, но такое название никак не соответствовало действительности, поскольку отдельные бонобо превосходили размерами шимпанзе, а вкупе они явно составляли особый вид приматов.