– Слушай, ты как считаешь, Димка в меня все еще влюблен?

Блин! Вот так вопрос! На миллион. Последняя ступень. И нет подсказки: ни звонка другу, ни пятьдесят на пятьдесят, ни помощи зала.

Максим пожал плечами:

– Не знаю. Мы не говорили с ним об этом.

Кивнула: мол, ясно.

– Просто замечал, ненужное внимание всегда достает?

– Замечал.

– Смелков для меня, как братишка. Маленький, навязчивый, обидчивый. Без него скучно, с ним тесно. – Видно, Карине захотелось выговориться. – Но нравится мне совсем другой парень.

Сердце Максима тревожно екнуло. И надо бы что-то, наверное, сказать. Но все слова раскатились, как горошины из лопнувшего стручка. Так до боли захотелось, чтобы Арцеутова не продолжала. Потому что, во-первых, ему не хотелось быть тем «другим парнем», а во-вторых, это значит: или ставить под угрозу дружбу с Димкой, или конец репетициям – не сможет он смотреть в глаза ни другу, ни Карине. Угораздило же ее вернуться. И когда успела-то? Влюбиться.

– Чего молчишь?

– Ну, ты… Это… Не обижайся, Карин, просто мне… У меня…

– Ты чего? – Она встала и вытаращила глаза на закосноязычевшего Максима, а потом расхохоталась.

И уже без объяснений стало понятно, что он зря боялся. Потому что смеялась одноклассница не наигранно, чтобы завуалировать свою обиду, а по-настоящему, так, что от этого смеха тоже становилось смешно.

– Ты дурак, Ольхов! – задыхаясь, выдала Арцеутова. – Подумал, что я тебя, что ли, имею в виду? Правду говорят, что мальчики в этом возрасте с головой не дружат совсем. Просто я посоветоваться хотела. Как с другом.

– Как с другом? – прищурился Максим.

Проглотить неожиданную обиду на «дурака» оказалось легко. Потому что друга можно и обозвать, если он заслужил.

– Ну да. Или ты из тех, кто считает, что мальчики и девочки дружить не могут?

– Да нет.

– Так да или нет? Определись.

– Могут, – согласился он.

– Ладно, это так, лирика, – махнула рукой Карина. – В общем, думаю, что говорить Смелкову я ничего не буду. А то разобидится, психанет. Но и сюсюкать с ним, как с больной собакой, – тоже. Это ведь не ложь?

Максим помотал головой.

Дальше опять пошли молча. Каждый, видимо, думал о своем, переваривал. Карина свернула к своему дому, махнув рукой просто, по-дружески. А Максим только сейчас понял, что она так и не сказала, кто же ей нравится, если не он и не Смелков? Такой важный вопрос, а без ответа.

Юлька нехотя складывала вещи в рюкзачок и пакет. Бабуле позвонила подруга из другого города – что-то там у нее приключилось, – попросила приехать. Значит, придется в срочном порядке возвращаться домой, к родительским скандалам. Вряд ли что-то изменилось за время Юлькиного полуторанедельного отсутствия.

Хорошо хоть, успели с бабулей разобрать тексты для проб в студию: монолог шекспировской Джульетты и стихотворение Вероники Тушновой «Людские души». Хотелось бы еще что-нибудь для контраста, а то сплошная лирика, но не успели. Ладно, сама потом посмотрит. В конце концов, «Укрощение строптивой» нравится ей даже больше, чем «Р. и Д.», – Катарина там классная!

– Чего нос повесила? – спросила бабуля.

– Ты долго там будешь гостить?

– Не знаю даже, – посерьезнела та. – Наталье моей не на кого больше опереться, Юля. Она одна.

– А ты при чем? – Понимала, что ведет себя, как избалованный ребенок, но не могла остановиться.

– А я ее подруга. Я ей нужна.

– Мне тоже нужна, – буркнула Юлька себе под нос.

Бабуля то ли услышала, то ли нет. Виду не подала. Параллельно с внучкой паковала вещи в чемодан. Методично, вычеркивая из списка каждый убранный предмет, чтобы ничего не забыть. Потом присела на дорожку.

– Я провожу тебя до вокзала. – Юлька, как могла, оттягивала поездку домой.

– Не надо. Евгений Борисыч обещал меня на машине подвезти, – отказалась бабуля. – Но сначала тебя до дома подкинем.

Юлька кивнула. Можно отказаться, конечно, поехать на автобусе. Так получится дольше. Но зарядил дождь, а зонтика с собой не было.

Друг бабули отличался завидной пунктуальностью. Сказали ему приехать в пол седьмого, и к этому времени он уже стоял у двери. Играючи подхватив и чемодан, и Юлькин пакет, быстро погрузил все в багажник своего «дастера».

– Садитесь, девушки, – скомандовал, весело поглядывая на бабулю.

Юльке поведение Евгения Борисовича казалось фиглярским. Старый, а ведет себя, как мальчишка. Откровенно ухаживает за бабушкой. Она уткнулась в свой телефон и молчала всю дорогу.

Дома был только отец. Сидел за Юлькиным компом и рубился в загруженную игрушку. Еще один великовозрастный мальчик. Может, мужчины вообще не взрослеют? Но Ромео вроде бы вполне себе здравомыслящий.

– Привет, ребенок! – на миг оторвавшись от экрана, поздоровался отец. – Уехала бабушка?

– Да. – Юлька кинула рюкзачок в кресло, потом разложила вещи из пакета. – Пап, мне уроки надо делать.

– Ага, сейчас-сейчас, вот еще немного. – Он ее даже не слышал, увлеченно отстреливал монстров. – Тебя бабушка покормила? Если нет, то в холодильнике суп и котлеты. Разогреешь. Можешь и на меня.

Вот зачем задавать вопросы, если не ждешь на них ответа? Он же просто искал повод, чтобы не пускать Юльку за комп, а самому пройти игру дальше.

Она вздохнула, тряхнула головой, прогоняя желание подойти и нажать кнопку перезагрузки. Это было бы, наверное, круто. Но глупо.

На кухне в раковине теснились грязные тарелки. Похоже, папа сегодня вообще домашними делами не занимался. А если проанализировать количество посуды, то даже со вчерашнего дня. Юлька поскребла ногтем присохшую пищу. На столешнице рядом уныло притулилась чашка, запачканная помадой. Ого! Бойкот домашним хлопотам не только отец объявил.

Радовало, что обещанные котлеты и суп в холодильнике все-таки обнаружились. Поставив их разогреваться, Юлька пустила в раковину воду и вооружилась губкой.