концертов без объяснения причин. Что с тобой, мой мальчик? Как же мне узнать? Откидываюсь на кровать и безучастно смотрю в потолок. Дина заходит в комнату. Она очень тактичная девушка, поэтому никак не комментирует моё бегство с кухни, где мы сидели до этого. Поднимает упавший на пол планшет, хочет положить на крошечный туалетный столик, но передумывает, заметив, что открыто на нём. Я наблюдаю за ней: догадается или нет?

— Мари, — нерешительно начинает она. — Этот Александр, это кто-то важный для тебя?

Хочется крикнуть: ты даже не представляешь, насколько! Но я упорно молчу. Смысла в этом не больше, чем в утолении жажды колой. Дина вздыхает, садится рядом со мной и тихонько гладит по плечу. Спустя какое-то время беру себя в руки и предлагаю вернуться на кухню. Девушка с улыбкой кивает и ведёт меня обратно как маленького ребёнка. А ведь она гораздо младше, осеняет меня.

— Сколько тебе лет? — интересуюсь впервые с момента нашего знакомства.

— Девятнадцать, — отвечает тихо. Всего лишь девятнадцать, а она уже три года замужем, дочке скоро годик и ведет себя так спокойно и мудро, словно не знает, что такое молодость и страсти. Насколько же мы разные.

Дина проводит со мной ещё, по меньшей мере, час, стараясь отвлечь и заболтать. Но в итоге ей всё равно приходит время возвращаться домой. А я остаюсь со своими переживаниями один на один. И, слава богу, что Кир на тренировке, только его присутствия мне сейчас не хватало для полного счастья. Беру планшет и иду в зал. Но я не собираюсь тренироваться. Сейчас душа просит того, чем я не занималась ни разу с тех пор, как оказалась в Палере. Я хочу танцевать. Выплеснуть всю накопившуюся боль в движении. Включаю одну из последних песен Алекса на повтор и танцую, танцую, танцую… Мой танец не похож на танец в общепринятом смысле слова, это скорее трепыхания бабочки, попавшейся в сачок. Движения слишком дёрганые, рваные. Но ведь и не в этом смысл. Мне необходимо избавиться от дикого напряжения, сковывающего меня вот уже полтора месяца. Я прерывисто дышу, силы отказывают и на словах «я готов к тебе лететь» обрушиваюсь на пол. Командую помощнику выключить музыку — теперь хочется тишины и умереть. Слышу шорох одежды у себя за спиной, оборачиваюсь и вижу, что в дверях, облокотившись о косяк, стоит Кирам. Не знаю, как долго, но это и не важно.

— Я бы хотел увидеть, как ты танцуешь, — говорит он. А мне нечего ему ответить, да и дыхание всё ещё не могу поймать. — Поговорим? — после минутной заминки предлагает парень, и я нехотя встаю на ноги.

Мы идём в гостиную, что странно. Мы вообще там редко бываем. В основном проводим время в своих спальнях, тренажёрном зале или на кухне. Со вздохом облегчения буквально падаю на мягкий диван. Кажется, завтра всё тело будет нещадно болеть. Но я не забываю, выбрать место посадки как можно дальше от мальчишки. Всё ещё ему не доверяю.

— Я чувствую, что тебе плохо и не знаю, что сделать, чтобы это исправить, — начинает Кир. — Помоги мне, расскажи, чего тебе не хватает.

Он сидит, облокотившись на колени локтями, руки сцеплены в замок, лицо опущено вниз и я не вижу его выражение. Слышно, что слова даются ему нелегко. Но никто и не обещал, что это будет увеселительная прогулка. Я бы много что могла ему предъявить. Что мне нужна свобода передвижения и джинсы, что я хочу плавать в море, а не в бассейне, и доску для сёрфинга, что хочу ужинать в ресторане и сделать татуировку «ненавижу Палеру». И ещё миллион вещей невозможных здесь. Только толку в этом ни на грош. Единственное, чего по-настоящему хочу — убраться из этой страны и стереть её из памяти. Но именно этого он мне дать не может. Или не хочет.

Молчание затягивается. Надо что-то сказать, причём так, чтобы не разругаться в пух и прах.

— Я чувствую себя как заключённый в тюрьме, всегда в четырёх стенах, — выдаю, наконец, самое безобидное, что приходит в голову.

Он вскидывается:

— Но ты же ездишь по магазинам! — я издаю глухой стон, он не воспринимает меня совершенно. — Извини, — говорит покаянно. — Я не понимаю, объясни.

Я тщательно подбираю слова, чтобы не нагрубить и при этом донести до него суть моих пожеланий:

— Это не одно и то же. Я хочу гулять по пляжам, паркам и просто улицам. Тогда, когда я этого хочу, а не тогда, когда у тебя вдруг найдётся на меня минутка. А магазины — это суррогат свободы. Скорее опротивевшая обязанность. Ты же должен понимать. Вспомни, когда ты ослеп и больше не мог идти туда, куда тебе хочется, без посторонней помощи. То же самое, Кир.

— Прости, в моём расписании не предусмотрено много времени на пляжи и парки, — язвит парень. — Я вкалываю, чтобы ты могла ни в чём себе не отказывать.

— А ты меня спросил, надо ли это мне? — нет, я не наезжаю на него, спрашиваю скорее печально, чем резко.

Он вскакивает и нависает надо мной, опираясь на спинку дивана по бокам от меня. Его ноздри раздуваются. Дипломат из меня вышел хреновый.

— А что тебе надо?! — Кирам почти срывается на крик. — Чего ты хочешь, Мари?! Я тебе не нужен и не интересен, это я прекрасно понимаю. Так дай мне заботиться о тебе так, как я считаю нужным!

Он практически выбегает из комнаты, давая мне пространство, чтобы отдышаться. Вот и поговорили.

КИРАМ

Благими намерениями выстелена дорога в ад — и это истина в первой инстанции. Я выкладываюсь по полной, чтобы обеспечить нас — днём в офисе, вечером на тренировках перед важным и очень дорогим боем. А ей, чёрт побери, не хватает прогулок! Никто так не умеет доводить до белого каления, как эта девчонка. По ощущениям кровь в венах обратилась ртутью и выжигает изнутри. Но это не ртуть, а чистый, ничем не замутнённый гнев. Сейчас я жалею, что в моём доме не поселился кто-то вроде Дины — тихий, незаметный и благодарный. Если бы у меня была возможность, она уже сейчас сидела бы в самолёте в Арану! Она динамит меня раз за разом, но при этом предъявляет какие-то претензии! Я не знаю, как мне успокоиться. Мысль, что это всего лишь глупая женщина, о которой я обязан заботиться, не успокаивает. Потому что эта мысль была бы верна для Дины и других знакомых мне девушек, но