Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дернули шнурок колокольчика. И уже через минуту дверь открыл прямой, как палка и невозмутимый, точно статуя слуга.
Узнав нас, поклонился, пригласил войти, проводил в пустующую гостиную, половину вещей в которой можно было смело выставлять в любом историческом музее.
Затем громко объявил о прибытии госпожи Замировской с племянницей и исчез. Как раз перед тем, как в комнату поспешно ворвалась пожилая дама.
Лицо ее показалось мне знакомым. Оно и не удивительно. Несмотря на то, что, впервые очнувшись в этом времени, я пребывала в шоковом состоянии, профессиональная память запечатлела всех присутствующих.
Дородная. В обхвате как старейший баобаб. Она, тем не менее, выглядела недурно. Молодящаяся женщина, с ухоженным лицом, выпавшими из аккуратной прически кудряшками, маленьким курносым носом и красными, припудренными щеками. Нарядное платье — женщина явно готовилась — в меру пышное, с кружевом. И цепкий взгляд, что, пройдясь по мне, от сапожек до макушки, вдруг сделался удивленным, а следом — насмешливо-снисходительным.
Расцеловав воздух у наших с тетушкой щек, она отошла к столу.
— Инессушка, Софьюшка, великая радость принимать вас у себя в доме. Я боялась, вы откажите. Сошлетесь на неотложные дела или плохое самочувствие. И мы, с Ефим Ефимычем так и не узнаем, как поживает наша любимая невестушка.
Не успела она закончить, как за ее спиной материализовался седой мужчина, который, в отличие от жены, отделался легкой улыбкой и кратким кивком.
— Акулина Никитишна, да как же это можно — вам отказать? — запричитала тетушка. Несмотря на то, что была значительно старше вдовой графини, уважение к титулу она имела безграничное и излишней фамильярностью не страдала. — Сонечке пока еще нездоровится, память так и не вернулась. Предобрейший Модест Давидыч настоятельно велел поберечься, но не ограничивал в прогулках и общении.
Графиня тяжело вздохнула и покачала головой.
— Сереженька весь извелся, испереживался. Чуть свет — готов был снова к вам на порог, но я остановила. Дело-то молодое, понятное. Нравы нонеча меж сговоренных вольные. Да негоже это, барышню в эдакий мороз по парку катать. Прием обеденный придумала устроить. Но пустое это. Разве ж будущим сродственникам повод свидеться нужен? Вот и я полагаю, что нет.
За дверью раздались шаги. Распахнулись створки. И нашим глазам, блестя своей великолепной улыбкой, предстал упомянутый Сереженька.
Мужчина при парадном костюме, сияющий, как начищенный пятак, судя по брошенному на меня взгляду, был настроен серьезней некуда. А значит барышне — то есть, мне — явно несдобровать.
— Маменька, что ж вы гостей к столу не приглашаете? — шутливо попенял он родительнице, прежде чем склониться над нашими с тетушкой ручками. — Инесса Ивановна, Софья Алексеевна, безмерно счастлив видеть вас в добром здравии.
Мою, поцеловав, не отпустил, придержал. Определенно, намеренно. Пришлось, как бы невзначай, споткнуться на ровном месте, чтобы вырваться из мужской хватки. Впрочем, маневр не остался незамеченным.
Сергей удивленно приподнял бровь. Акулина Никитишна нахмурилась. Но внимание на моем тихом протесте решили не заострять.
— И вправду, что это я? Инессушка, присаживайся рядом. Дадим молодым посекретничать. Вдоволь друг на дружку насмотреться.
Бабишева махнула рукой на стол, который еще несколько минут назад был пуст, а сейчас ломился от угощений. Невероятная скорость, без единого шума. Оставалось лишь удивляться расторопности графских слуг.
Ефим Ефимыч занял место во главе. Но не сразу, а после того, как, бросив на жену вопросительный взгляд, получил в ответ утвердительный кивок.
Ясно-понятно, кто в этом доме хозяин.
Акулина Никитишна села по его правую руку. Инесса Ивановна заняла место рядом с ней. Жених мой устроился слева от отчима. И как бы мне не хотелось занять место рядом с тетушкой, пришлось подчиниться вынужденным обстоятельствам.
Передо мной появилась тарелка с ухой, что пахла так — рука сама к ложке потянулась. Моему примеру последовали все, кроме хозяйки дома. К еде она не прикоснулась, ограничилась чашкой чая с эклером. И выдержав небольшую, приличествующую паузу, заняла Инессу Ивановну рассказом о выписанной из самой столицы картине молодого художественного дарования по фамилии Бакст.
— Извольте простить мою дерзость, Софья Алексеевна. Но вы, в эдаком невероятном платье, до великолепия прекрасны, — продышал мне в ухо Сергей.
— Изволю, — шутливо согласилась я, стараясь отстраниться от мужчины. — Но впредь будьте аккуратнее, Сергей Данилович, иначе решу полностью сменить гардероб. А все тяготы лягут на ваш кошелек.
Запрокинув голову, он несколько наигранно рассмеялся.
— Изумительное чувство юмора.
Услышав его, графиня отвлеклась от разговора с тетушкой и расплылась в любезной улыбке.
— Вся в батюшку, я погляжу. Алексей тоже был не прочь ввернуть острое словцо.
Ухватившись за возможность узнать побольше о родителе моего двойника, я отложила ложку, отодвинула от себя тарелку с супом и подалась вперед.
— Простите, вы были знакомы с моим отцом?
— Разумеется, милая. Разве ты не знаешь? — она выпучила на меня свои кошачьи глаза, но быстро опомнилась. — Ох, что ж это я? Совсем запамятовала о твоей напасти… Мой покойный муж Данил Максимович и Алексей Макарович приятельствовали еще со времен Императорского лицея. Мы часто гостили друг у друга. Посещали одни и те же приемы. Прекрасный был человек. Вот только жену себе выбрал…
Женщина резко изменилась в лице. Из улыбчивой и простодушной, превратившись в настоящую мегеру. Глубокая морщина рассекла идеальный лоб. Губы поджались до тонюсенькой, почти невидимой линии. А в глазах сверкнула самая что ни на есть лютая ненависть. А вот это уже интересно. Даже необычно. Чтобы такая важная дама, будучи окруженной людьми, не смогла сдержать эмоции? Попахивало тайной…
Или нет?
Тетушка несмотря на то, что речь шла о ее сестре, удивленной не выглядела. Тяжело вздохнув, она лишь смущенно отвела взгляд. Ефим Ефимыч поспешно закашлялся, сжал руками виски.
И только Сергей, грозно нахмурившись, бахнул по столу кулаком. Да так смачно, что посуда задрожала, а одна из служанок чуть не уронила поднос.
— Маменька, вы забываетесь!
Графиня, судя по резко выдвинувшейся челюсти, разозлилась еще сильней, но быстро взяла себя в руки и выдавила кислую улыбку.
— Не держи на меня зла, Инессушка, — извинилась она почему-то только перед тетушкой. — Ты знаешь, как я любила Алексея. Желала ему только счастья и радости. Даже сватала за него Кларочку, мою двоюродную сестрицу. А он выбрал… ее. И ладно, что мещанка без достойного приданного. Состоятельные мужчины испокон веков ведутся на женскую красоту. Но актриска провинциального театра? Как низко он пал. Бросил столицу. Поселился у черта на куличках. Да еще и сманил сюда моего несчастного мужа. Никогда не прощу! Ей-богу, Инессушка, лучше бы это была ты. Выпускница института Благородных девиц, в отличие от