– Какое пятно?

– Ну, то, что вы заметили на рентгене.

– Ах да… было затемнение, но я проверил и ничего не нашел.

– Значит, я не умру?

– Со своей стороны я никаких предвестников подобного исхода в обозримое время не наблюдаю, но, разумеется, ничего не мешает вам выйти за порог и попасть под машину.

Он широко улыбнулся, а я лишний раз убедился, что терпеть не могу врачебного юмора. Я встал и с чувством сказал “спасибо”, словно он сотворил чудо. Но не успел выйти из кабины и переодеться, как подумал, что это невозможно. Наверняка врач ошибся. Чего-то не разглядел. У меня сложный случай: злокачественная опухоль, которая коварно маскируется, запрятанная между органами. Я вернулся к врачу и спросил:

– А вы уверены?

– Абсолютно. Снимки безукоризненны.

– И не бывает так, что МРТ ничего не показывает, а на самом деле что-то есть?

– Не бывает. Иногда требуются дополнительные исследования, но главное всегда выявляется.

– Но откуда же тогда мои боли?

– Причины могут быть самые разные. Например, стресс. Вы слишком напряжены. И, наблюдая вашу реакцию, я склоняюсь именно к такому объяснению.

– …

– …

– И что же делать? Мне надо отдохнуть, посидеть дома?

– Нет, это не рекомендуется. Многие так поступают, и напрасно. Долгий покой скорее противопоказан. Боль от этого не проходит, зато мышечный тонус ослабляется.

– …

– Что ж, всего хорошего. Все формальности – в регистратуре.

И он ушел от меня к другим, интересным пациентам, другим МРТ, другим позвоночникам. По существу, он прав – я действительно живу в постоянном стрессе, особенно в последние дни. Однако тревога моя почему-то ничуть не улеглась после заключения врача, а только стала еще сильнее. Я что, желал себе болезни? Странно, но, когда я считал себя умирающим, мне казалось, что теперь-то снимутся все проблемы. Дети вернутся домой, на работе меня пожалеют, родители наконец-то подобреют… ну и все в том же духе… Я бессознательно нафантазировал, как при известии о моей близкой смерти на меня так и хлынут со всех сторон потоки сочувствия. А вместо этого, нате пожалуйста, я такой же измученный, еле ковыляю, но отнюдь не при смерти. Может, поэтому я вышел из больницы едва ли не расстроенным. По правде говоря, за последние несколько дней меня так потрепало, что я уже и сам не понимал, что чувствую. У меня нет никакой болезни – это главное. Нет – и точка. Я бы, глядишь, на радостях пустился в пляс, да спина разламывалась.

Интенсивность боли: 6

Настроение: восторженное

И все же мало-помалу во мне нарастало ощущение счастья. Я с наслаждением, точно воскрес из мертвых, хватал воздух открытым ртом. Переживал бесчинную эйфорию от хороших вестей и не догадывался, что вскоре все полетит вверх тормашками.

В офисе я первым делом обнял секретаршу, пожалуй, немножечко более пылко, чем следовало, так что, будь мы в Америке, я мог бы схлопотать иск за домогательство. Хорошо, что у нас еще можно дать волю чувствам, не рискуя попасть под суд.

– Приятно видеть вас в таком настроении, – сказала секретарша.

– Спасибо, Матильда. А вы как поживаете?

– Я?

– Вы, вы. Разве тут есть еще кто-нибудь?

– Нет, но…

– Так как же?

– Ну… я… все хорошо… спасибо.

– Если вдруг что не так, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. Я всегда помогу.

– Как мило с вашей стороны!

– Чего там, нормально!

– А это точно, что у вас все в порядке?

– Да-да, спасибо.

Внезапный всплеск душевного тепла здорово смутил Матильду. Все объяснялось просто: как каждый избежавший смерти, я был преисполнен любви ко всему человечеству. Конечно, я всегда держался с ней вежливо и уважительно, но что, собственно, я о ней знал? Ничего или самую малость. Понятно, что она удивилась. Для меня она была частью рабочей обстановки, мы обменивались бумагами, иногда – улыбками; все до мельчайших деталей было отлажено в этой шарманке, никакие чувства в меню не входили. С годами я терял способность входить в общение с новыми людьми. Вся моя жизнь как будто стала механизмом, который постепенно приглушал мои эмоции. И нужно было заглянуть в лицо смерти, чтобы понять, что просто быть живым еще не означает жить полной жизнью. К сожалению, боль прервала мои мысли. Пришлось отложить раздумья о смысле жизни и ее перспективах и вернуться к незавидной злобе дня. Мне предстояло вплотную заняться новым проектом. Скучнейшим из всех возможных. Жизнь возвращалась в опостылевшую колею. Надо было осмотреть место будущего объекта. Все лучше, чем сидеть в кабинете и глотать стыд.

Возвращаться домой за машиной было бы слишком долго. Я поехал электричкой и уже через час любовался на удивление близким к городу сельским пейзажем. Сам я жил в предместье, обожал свой садик и как-то не задумывался о том, что от настоящих полей его отделяют считанные километры. Мне на глаза даже попалась парочка коров у самых путей[11]. Но главным образом я следил, какие проезжаю станции, чтобы не пропустить свою, – маршрут и без того был запутанный. В такой час на этом направлении пассажиров не много – я был в вагоне один. Выходит, дневную электричку гоняли ради одного меня. Редко случается ехать в пустом вагоне. В какой-то миг мне вдруг безумно захотелось что-нибудь отмочить: побегать по сиденьям, изобразить рок-звезду-самозванца. Но я усидел на месте. И дальше всю дорогу пребывал в каком-то трансе. Со мной так бывает всегда: еду-еду (особенно если в поезде) и забываю, куда и зачем.

Едва ступив на платформу, я набрал полную грудь свежего воздуха. Довольно быстро нашел остановку автобуса в нужную сторону. Он только что ушел. По непонятной причине его расписание не согласовывалось с расписанием электричек. Или это нарочно: чтобы отбить у вас охоту ездить этим номером и вынудить добираться как-нибудь иначе. Но у меня другой возможности не имелось. Придется дожидаться следующего автобуса здесь, на пустыре. Я вспомнил, что не позаботился предупредить о своем визите никого из вовлеченных в дело местных чиновников. Взял и приехал с бухты-барахты. И вот теперь стоял на перекрестке двух дорог, как Кэри Грант в “К северу через северо-запад”, только вряд ли за мной прилетит самолет. Вообще все складывалось так, как будто я попал в приключенческий фильм, сценарий которого не читал.

Я сел на скамейку, усмехнулся, а потом и рассмеялся нервным смехом. Что за чушь! Чего ради я все это терплю? Просто потому, что надо сохранить работу. Выбора нет. Да ничего подобного! Всему виной не столько страх оказаться без работы, сколько мое малодушие. Я смирился с унижением из пассивности, из чистой трусости. Что бы я потерял, если бы уволился? Найти новую работу, уверен, не представляло бы особого труда. В нашем деле компетентные работники с многолетним опытом очень и очень ценятся. Так почему я сдался без боя? Ведь даже не найди я прямо сразу постоянное место, можно устроиться куда-нибудь консультантом, зарабатывать чем угодно, чтобы выплачивать кредит. А прочих расходов у меня не так уж много. Элиза зарабатывает сама, дети начали жить самостоятельно. Мои обязательства по большей части мнимые. Страх остаться без средств – это только прикрытие. Меня можно топтать ногами, надо мной можно издеваться – я всегда найду предлог, чтобы продолжать влачить свою жалкую участь.