— эк, ты, Анастезия, витиевато глаголишь today…

Время от времени я пытаюсь сопротивляться установившемуся ритму жизни, я пытаюсь лечь раньше четырех утра, встать хотя бы в десять, вытащить Алексея в музей, на прогулку, в зоопарк, осмотреть достопримечательности, хотя бы день не курить, я не нахожу себе места, я неуверенно возмущаюсь тем, что мы ведем такой праздный образ жизни, — что значит праздный, Анастасия? у тебя есть четкое представление о праздности?

У меня есть нечеткое, я привыкла жить в бешеном московском темпе, просыпаться в восемь, садиться за компьютер, работать, бежать в университет, потом на работу, на французский, в Иностранку, по магазинам, вышколенная жизнь одиночки, привыкшей рассчитывать только на себя, никаких наркотиков, не считая редкие, крайне редкие эксперименты, максимум — три сигареты в день, минимум еды — яблоки, кофе, минеральная вода, овощные салаты, слишком хорошо знающей цену времени или думающей, что знает, слишком не желающей иметь ничего общего со всеми этими пафосными богемными персонажами, но с кем тогда? тогда ни с кем, кредо, выработанное лет в четырнадцать, — лучше одной, чем с козлами, слишком уверенной, что жизнь — страшно коротка, я знаю, что это смешно слышать от двадцатилетней девчонки, но я физически чувствую, как оно просачивается сквозь пальцы, — да? просачивается? ты это чувствуешь? может тебе показалось, Настюх? а слабо — нефизически? — слишком серьезной, слишком тяжелой, слишком часто осознающей, что где-то, во всей этой жесткой конструкции, столь восхищающей окружающих своей блистательной фальшивой гармонией, есть много изъянов, непроявленных, неуловимых, но, черт, как понять — в чем? и вот теперь я сижу в Дели, потому что один безумный молодой человек взял меня за шкирку, перенес сюда из московских минус двух, сдал на руки другому и откланялся, и этот второй, наркоман и разгильдяй, считающий себя не то актером, не то музыкантом, валяется целыми днями на постели, курит гашиш, и рассказывает о том, как это круто путешествовать по Индии, плюс этот гребаный ноутбук, плюс фотокамера, плюс груз, который надо купить и отправить в Москву, минус свежий воздух и активный образ жизни, а тут еще у Алексея начинаются проблемы с желудком, мы не можем понять, в чем дело, мы постоянно таскаем еду друг у друга из тарелок, заболеть должны были бы оба, и вдруг — такое западло, и, наконец, в Дели идут дожди.

Они начинаются вечером и льют с тропическим остервенением всю ночь, за секунду вымачивая все и вся, никто не понимает, в чем дело, бывалые тревеллеры обтекают и обсыхают в German Bakery, не в силах припомнить, когда еще такое было — дожди в апреле, за три месяца до начала сезона муссонов! На всем Main Bazar'e, живущем за счет электричества, пиратски получаемого подсоединением к чужим проводам, мгновенно вырубается свет, и окрестности погружаются в средневековую мглу. Невозможно даже читать. — Все-таки, Анастасия, я смотрю, в тебе еще жив дух цивилизованного туризма — развлекается Алексей — он лежит на кровати, свернувшись в комок, бледно-зеленый, корчащий гримасы от боли, в разноцветных индийских шароварах и оранжевой рэйверской майке, каждые полчаса срываясь в направлении туалета, и разглядывает книжки издательства «Lonely Planet», купленные днем в магазине, — Мальдивы и Андаманские острова, Тибет, Непал, Малайзия — он тоже ничего не понимает, с ним никогда не было ничего подобного, совершенно безумная поездка, а началось все с того, что он опоздал в аэропорт, они ехали с друзьями на машине, их то и дело тормозили гаишники — «меховые ушки» — они останавливались, начинались разговоры про грязные номера, они платили деньги, ехали дальше, их снова останавливали, они снова платили деньги, в итоге они влетели в здание Домодевского аэропорта — спящие тела в креслах, все закрыто, никаких истлайновских представителей, никакой регистрации, они нашли такую квадратную женщину в форме, она медленно, растягивая звуки, как облагодетельствовала — конечно, никого нет, не надо опаздывать, тогда все будут, идите к дверям, я сейчас позвоню и за вами придут — они пошли к дверям, никто не появился, прошло минут пятнадцать, на горизонте возникла все та же женщина в форме, она плыла по залу, как в замедленном просмотре — ну, что, никто не подошел? странно, пойду еще позвоню, — неспешный разворот тела, выбор обратного курса, они поняли, что, пока она дотечет до телефона и наберет номер, пройдет еще полчаса, и тогда уже точно никто не подойдет, но, слава Богу, обошлось, и потом Володя и я, свалившиеся непонятно откуда, продажа компьютера, который еще так и не продан, отравление, три недели вместо одной, дожди — кстати, у Володи был зонтик — ты серьезно? вот, блин, это просто пиздец, я жил здесь по три, по четыре месяца, и все было нормально, нет, то есть постоянно были какие-то приключения, у меня приятель сломал ногу и путешествовал еще месяц по Индии со сломанной ногой, я болел, оставался без денег, но это было предсказуемо, нормально, адекватно всеобщему индийскому безумию, а сейчас…

А сейчас я не понимаю, как мне себя вести, то ли расслабиться и плыть по течению, раз уж с самого начала моя воля очень мало принималась в расчет организаторами этого предприятия, то ли собрать вещи и поехать дальше одной, почему нет? в Непал, как и было запланировано изначально, с тем же Алексом, с кем угодно, или мне туда не надо? или мне не надо никуда рваться? «мурчик-чеширчик, по какой дороге можно отсюда уйти? — смотря, куда хочешь попасть… — все равно куда — тогда все равно, по какой дороге идти…» Но ведь идти же! А не сидеть в комнате, затягиваясь через мокрую тряпку чиламом, и дожидаясь рассвета… А почему нет? Потому что, потому что, потому что… миллионы причин, они плывут и вращаются вокруг меня, и я все сильнее ощущаю их иллюзорность, чем лучше метаться между домом, учебой и работой, чем сидеть в Дели и курить гашиш? только тем, что меня к этому приучили? только тем, что так я отдаю социуму кучу моей энергии, и не замечаю, как проходят дни? чем я меряю время в Москве? месяцами? годами? а здесь я сколько? четыре дня? а кажется, что прошли недели.

Это искушения, Настя, это бесы, майя… да какие к черту бесы в Индии? — ты цепляешься за форму, ты зациклена на активности, все эти туристские архетипы — фотографии, places of interest,[64]быстрый осмотр достопримечательностей и вперед, ах, ох, я посетила такой потрясающий храм, дура — все эти социальные крючки, благодаря которым существует индустрия туризма и компания «Кодак», дело не в гашише, если бы ты курила гашиш и неслась по Индии как бешеная корова — два города в день, — у тебя бы была иллюзия того, что все хорошо, все это развивающе и прогрессивно, и ты осталась бы прежней, слишком четко все знающей и понимающей, слишком см. выше… да, может, тебе и нельзя пока никуда, может, если ты сунешься сейчас такая куда-нибудь, тебе просто башню сорвет, да, да, все так, все верно, но все же, ха, черта с два… меня кидает то вверх, то вниз, то по кругу, я уже ни в чем не уверена, но все-таки… хотя… я должна… ни хрена я никому не должна… наверное… но тогда… впрочем… и чем дальше, тем меньше слов… но я не могу без слов! я не могу не писать! не можешь?….звонит телефон, это Сергей, молодой человек, прилетевший вместе с нами, московский знакомый Алексея. Он живет где-то недалеко от нас и заходит покурить. Вернее заезжает. Судя по его рассказам, до его отеля ехать минут десять. Голубые джинсы, джинсовая куртка, черные волосы собраны в хвостик, птичьи черты лица, широкие резко очерченные скулы, он производит впечатление Пьеро — такой же неуверенный, немного истеричный, добрый человек, сильно перегруженный московскими эзотерическими кругами. Он постоянно пытается быть милым, хорошим, открытым и легким, отчего его внутренний зажим вылезает еще более выпукло. Время от времени он задает Лешке светские вопросы, как-то: не скучает ли он в Москве по индийской кухне, где можно найти в Дели большой парк, чтобы было много-много зелени, травы, птиц, тишины — птиц и тишины одновременно? — блин, какая ты, да, чтобы лечь и лежать, и смотреть на небо, что еще ему стоит посетить и так далее.