И старик показал мне бледно-розовые, без единого зуба десны…

— А все от неверия… Да… И вот однажды в одной деревеньке, недалеко от Питера, повстречался я с одним молодым человеком. Шустрый, глазки как угольки… Кучерявый такой смугленыш… Видать, нерусский. Он мне первый и поверил. Внимательно так слушал, записывал чего-то… А на прощанье полтину подарил… Уже потом, когда он про всю мою историю книжку написал, тогда поверили. Ан поздно. Я, правда, потом доказывал: вот, мол, не слушали меня, а на деле вон как получилось. Куда там! Никто и слушать меня не хотел… Вы на поезд-то не опоздаете?

— Нет-нет, — сказал я. — рассказывайте. Я услышу гудок.

— Сколько я потом от этого недоверия натерпелся! И ладно бы просто не верили. Так нет! Злобствовали при этом. И откуда столько злобы в людях?.. Помню, заприметил я как-то, что ежели на рану какую плесень класть… ну. самую что ни на есть обыкновенную плесень, так рана от этого вроде бы затягивается… А тут в деревне парнишка помирал. Корова его в бок боднула. Я говорю: плесень на рану положите!.. И-и!.. Палками прогнали! Кто ж это, говорят, на рану падаль всякую кладет? Да еще и собак спустили. Еле утек… Во! — Старик снял валенок, засучил штанину и показал здоровенный шрам на левой икре. — Тоже, стало быть, не поверили. А рассказал я про это двум докторам из Питера, так они ахнули! Дедушка, говорят, так ведь это ж пенициллин!.. Мне что, говорю, может, и пенициллин. Мне главное, что поверили… А уж когда книжку они про это выпустили, тогда все поверили. А меня из-за этого чуть собаки не разорвали. Ну, с собак-то что? Спрос малый…

— Да, собака и есть собака, — почему-то в тон ему сказал я.

— Не скажите! — оживился он. — Какая собака! Вот в девятисотых годах был у меня Полкан… Вроде бы Полкан как Полкан, так нет. Пес-то интересный оказался… На дворе он у меня жил. Бывало, выйду его кормить, фонариком посвечу, а потом кость бросаю. Так и кормил. А тут как-то выбежал я ночью Да двор по малой нужде, зажег фонарик, гляжу — а у Полкана-то моего из пасти слюна рекой бежит! Э, думаю, значит, собака соображает, что к чему… Значит, знает, что после этого фонарика ей жратву принесут… А раз соображает, стало быть, у нее ум есть! И что? Поверил кто? Ничуть! Один только старичок поверил… В Колтушах он жил, под Питером. В городки я с ним любил играть. Ох и мастак играть был! Так вот, он поверил… Написал книжку — на весь свет прославился…

Я нервно дергал под столом коленом и беспрерывно курил.

— Что молчите? Не верите? — Старик посмотрел на меня в упор. — Все так… Ну да уж я устал обижаться. Сначала думал, что только в России люди такие неверующие, а оказалось — всюду. Народ везде одинаковый… В Германии, помню, рассказал я одному немцу свою думу. Никому не рассказывал. Уж если в рыбешку не верили, так в это и подавно… А тот немец мне чем-то показался… Симпатичный, в общем, был немец… Маленький, лохматый, и глаза у него понятливые такие… Так я ему и поведал свою думу… Ведь если, говорю, от нашей матушки Земли лететь со скоростью света, то ты, говорю, год будешь лететь, а на Земле за это время, может, лет восемьдесят пройдет… Вот какая загвоздка!.. Рассказал. Ну и что? До сих пор многие не верят!

У меня пересохло во рту. Я вскочил и принес еще пару пива. Внезапно старик перегнулся ко мне через столик и сказал тихо:

— Вы мне, молодой человек, чем-то нравитесь… Хочу вам рассказать об одной удивительной, но очень страшной закономерности… Я о ней никому не рассказывал, потому что это страшно… Заприметил я. что…

— Не надо!! — в ужасе закричал я на весь буфет. Рабочие оглянулись на крик, буфетчица вскочила на ноги. Но, видя, что ничего не произошло, рабочие отвернулись к своим сарделькам, а буфетчица снова задремала. — Не надо! — сказал я уже тише. — Я должен ехать… Извините…

— Не веришь, — сказал старик очень спокойно. — И никто не верит! Господи, удавиться, что ли?..

Я подбежал к буфетной стойке и лихорадочно стал рыться в карманах в поисках мелочи…

— Вот! — я бросил рубль. — Я еще должен вам за две кружки пива.

— Не бойтесь, не опоздаете, — зевнула буфетчица и начала неторопливо отсчитывать мне сдачу. — Небось еще не скоро расчистят… И откуда понанесло?.. Днем еще и в помине не было…

Одна монетка упала на пол. Буфетчица нагнулась, подняла ее и продолжала:

— А старик-то этот еще с утра: занос будет, занос… Вот и накаркал… Копеечку я вам, наверное, не найду… Спичек не надо?

Я выскочил из пивной…

— Ну и поехали, — сказала проводница, проходя в свое купе.

Уже стоя у окна вагона, я опять увидел старика. Он уходил в темноту, оставляя на снегу четкие, незаметающиеся следы.

1969

Соловьи в сентябре

Печатается по книге «Соло для дуэта»

(М., изд-во «Искусство», 1975).

Тепльш сентябрьским вечером некоторый молодой человек по имени Леша направлялся к дому некоторой молодой девушки по имени Лида. В одной руке молодой человек нес бутылку сухого красного вина за два рубля двадцать копеек. В другой — букет гвоздик за один рубль двадцать пять копеек. Леша, конечно, с удовольствием нес бы еще и торт, и книгу — лучший подарок, но у него было только две руки.

Вечера этого молодой человек ждал, может быть, всю жизнь, а может быть, и немного меньше, потому что питал радужные надежды.

Потому что любил он уже названную молодую девушку Лиду чистой студенческой любовью, не обремененной всяческими грубыми намеками: мол, постоим в подъезде или посидим на лавочке. Любил по-настоящему — по русым волосам не гладил, руку на