– Нет, Грейс, – покачала головой я. – Здесь не об этом речь. Быть чем-то занятой – полезно для здоровья. – Я перестала вертеть на пальце кольцо и опустила руки. – Мы об этом последнее время не говорили, но я бы хотела, чтобы ты вступила в драматический кружок. Тебе необязательно играть. Ты хорошо пишешь. Ты могла бы сочинять пьесы. Я знаю, ты боишься, что это найдут странным, поскольку я…

– Ты меня совсем не знаешь. – Она бросила блокнот на письменный стол. – Я – не ты. Я по-другому ко всему отношусь.

– Я знаю. – Я слегка прилегла у нее на кровати. Я снова потерпела неудачу. – Мне просто пришла такая мысль.

– Мне действительно нужно заниматься. – Она взялась за учебник биологии, чтобы показать мне, что я ей помешала.

Я с усилием поднялась с кровати, подошла к Грейс и наклонилась, чтобы ее обнять. Спина ее была прямая и жесткая, как доска. – Я позову тебя, когда ужин будет готов.

Я вышла, закрыв за собой дверь, и в растерянности постояла в коридоре. Эта девушка, обращавшаяся со мной так холодно, с таким нетерпением и презрением, была не та Грейс, которую я знала и любила шестнадцать лет. Эта девушка злилась на меня. Я не понимала точно почему. За то, что я вышла на работу через две недели после смерти Сэма? Ее это ужаснуло, но мне было необходимо работать, чтобы выжить. Ее рассердило то, что я избавилась от вещей Сэма? Думала ли она, что я предала ее отца, встречаясь с Йеном?

Одно я знала твердо. Справедливо или несправедливо, она считала меня виновной в гибели Сэма.

Были такие минуты, когда я сама обвиняла себя в этом.

Эмерсон

В пятницу после полудня я подумала, наконец, что у меня выпало свободное время, чтобы заняться коробкой с письмами и открытками Ноэль. Дженни еще не возвращалась из школы, Тед показывал клиенту квартиру, и я после ланча закрыла кафе. Мне говорили, что надо бы подавать еще и ужин, но я могла справляться только с завтраком и ланчем. Во всяком случае, пока мне и это удавалось с трудом.

Вернувшись домой, я, к своему удивлению, застала Дженни и Грейс в комнате над гаражом, разбирающими вещи для детской программы.

– Что вы обе делаете дома? – спросила я, глядя на аккуратно уложенные кипы одежды и одеял.

– Сегодня короткий день, – сказала Дженни. Она обняла меня. Дженни любила обниматься. Это у нее было от меня. Уж, конечно, не от Теда.

– Как дела, Грейс? – спросила я, доставая из одной кучки крошечный желтый свитер ручной вязки. – Надо же, какая прелесть.

– Все нормально, – сказала Грейс. – Хотя шитье мне ужасно надоело.

Она показала мне одно из одеял, и я не могла не рассмеяться, глядя на сморщенную строчку подшивки.

– Другие у меня получились получше, – сказала она. – Это машина затянула. Маме пришлось ее отладить.

Я могла вообразить Грейс за шитьем. Может быть, ей даже нравилось это занятие. Она всегда любила заниматься чем-то в одиночестве. Писать. Рисовать. Читать.

– Послушайте, – сказала я. – Через пару недель юбилей Сюзанны. Нам с Тарой нужна помощь с украшениями в доме. Не нашлось бы у вас времени…

– У Сюзанны юбилей? – Грейс подняла на меня глаза, оторвавшись от одеяла, которое она складывала.

Я кивнула.

– Пятидесятилетие. Мы устраиваем все здесь, у нас, и…

– А Клив приедет? – спросила она. В ее лице было столько надежды, столько ожидания, что мне было тяжело смотреть на нее.

– Не знаю, детка, – сказала я. – Может быть. – Когда Клив порвал с ней, из глаз Грейс исчез блеск.

Грейс уронила одеяло, которое держала в руках, и достала из кармана телефон. Я видела, как она набирала сообщение – Кливу, конечно. Дженни тоже следила за ней, и я не могла не заметить тревогу на ее лице.

Дженни посмотрела на меня.

– Мы сможем помочь, мама, – сказала она.

– Прекрасно, – сказала я. – И еще одно. Когда я сегодня утром говорила с Сюзанной, она сказала, что ночью родилось еще двое детишек, и спрашивала, не могла бы одна из вас – или вы обе – подвезти в больницу приданое для них.

– Ну разумеется, – сказала Дженни. С тех пор как моя дочка получила права, она готова была воспользоваться любым предлогом, чтобы выехать.

Грейс оторвалась от телефона.

– Ты не могла бы сначала подбросить меня домой? – спросила она.

– А ты не хочешь посмотреть на детей? – спросила Дженни.

Грейс покачала головой. Но я знала, что это не детей она не хочет видеть, а больницу. Тара говорила мне, что она даже дорожного знака, указывающего направление на больницу, не могла видеть, не бледнея.

– Вещи надо доставить сегодня до вечера, – сказала я, – так что я предоставляю решать вам.

– Хорошо, – ответила Дженни.

Я направилась к лестнице и уже спустилась до половины, когда я услышала, как Дженни спросила Грейс.

– Что он сказал?

Я остановилась и застыла, прислушиваясь.

– «Не могу не приехать, иначе она от меня откажется», – сказала Грейс.

Я представила себе, как она читает это сообщение на дисплее. В ее голосе я услышала улыбку. Надежду.

«О Грейси, – подумала я. – Ему восемнадцать, и он в колледже. Для тебя там места нет».

Внизу я сразу же направилась в наш кабинет, где меня ожидала коробка с письмами и почтовыми карточками Ноэль. Эта коробка начинала мне казаться еще одним человеком в моем доме, человеком, имеющим слишком большую власть для того пространства, какое она занимала. Эта коробка была нашей последней надеждой. Никаких ответов в доме Ноэль мы не получили. Тара и я говорили со всеми работниками роддомов в радиусе двадцати миль, и все они знали то, чего не знали мы: Ноэль прекратила заниматься акушерской практикой много лет назад. Последнее время мало кто ее видел, поэтому мы стали спрашивать, находилась ли она в депрессии. Сюзанна и другие волонтеры обращались с этим вопросом к нам. Что бы ни мучило Ноэль, она это скрывала. И я подозревала, что и коробка не даст нам ответа на этот вопрос, но какую-то надежду она мне давала.

Больше никаких задержек. Время у меня осталось. Сейчас я приступлю.

Мы с Тедом пользовались кабинетом совместно. Это была комната с низким потолком, пристроенная прежними владельцами для родственников… родственников, которых они явно недолюбливали. Низкий потолок производил впечатление подавленности, но места нам хватало. Письменный стол Теда и офисное оборудование помещались с одной стороны, мой маленький стол – с другой. По одной стене, без окон, были встроенные книжные шкафы, а перед окнами стояли два длинных стола, на которых Тед мог расстилать карты нашего района. В настоящий момент под столами похрапывали собаки. До того как я открыла свое кафе, я держала в кабинете бумаги по дому. Теперь у меня хранились здесь документы, связанные с кафе. Моя жизнь складывалась просто замечательно, и мне уже начинало казаться, что все в ней происходило как по волшебству. Теперь, когда Сэма и Ноэль не было в живых и мне предстояло потерять моего деда, я знала, что у меня уже никогда не будет такого ощущения полного благополучия.