Иосиф стремительным шагом подошел к церкви и, жестом указав Медведеву место поодаль, резко бросил игумену:

— Всех сюда!

Затем он нырнул в распахнутую дверь одного из бревенчатых строений, которые окружали церковь с трех сторон. Между церковью и воротами находилась просторная площадь, которую Медведев только что пересек.

На колокольне тревожно и неритмично загудел колокол, и все пришло в движение.

Игумен, задрав голову, носился по площади и сиплым голосом кричал что-то, напомнив Медведеву сотника Дубину, призывающего своих людей брать приступом купеческий дом; из всех строений начали выбегать сонные, растерянные монахи, бранясь и сквернословя не хуже великокняжеских ратников; совершенно неожиданно откуда-то вдруг донесся пронзительный женский визг, и из распахнутой двери стрелой вылетела полураздетая крестьянская девушка, за ней, спотыкаясь, молодой монах в одной рубахе, а следом Иосиф с длинным кнутом в руке. Ловко настигая бегущих, он молча и хладнокровно хлестал их по спинам, прогнав так до самых ворот, где девушка проскользнула в калитку, а монах, выбившись из сил, упал на землю. Ошеломленные монахи, оглушенные колокольным звоном, стали собираться толпой на площади перед церковью. Тем временем Иосиф, указав на огромные висячие замки на дверях строений и погребов, расположенных вокруг церкви, коротко приказал:

— Открыть!

Ключник бросился к нему и дрожащими руками стал отпирать по очереди все замки.

— Огня! — свирепо потребовал Иосиф и ринулся вперед. Тотчас из монастырских строений и погребов стали вылетать рулоны тканей, шубы, сапоги, кафтаны, огромные окорока и целые копченые туши. Иосиф метался между строениями, отдавая короткие приказы, и скоро перед церковью выросла высокая гора из всевозможной одежды, продовольствия и бочек. Воинственно размахивая факелом, Иосиф вернулся к толпе и подал знак, чтобы перестали бить в колокол.

Наступила зловещая тишина.

Иосиф воткнул горящий факел в гнездо у дверей церкви и, заложив руки за спину, молча и неторопливо обошел вокруг громоздившуюся перед папертью гору. Монахи, опустив головы, молчали, некоторые начали быстро креститься с преувеличенной набожностью.

Иосиф заговорил очень тихо, но постепенно голос его нарастал и креп:

— Господь надоумил меня посетить эту дальнюю обитель. С утра я брожу по вашим землям, где бедные, но истинные христиане приютили меня на ночь. И что же я слышу от них? Жалобы на притеснения и разорение, на лихоимство и прелюбодеяние! Отнимаете последний кусок хлеба у ближних ваших, растлеваете жен и дочерей их, творите зло и горе на земле, которую Господь и святая церковь дали вам, чтобы, трудясь в поте лица своего, вы могли прикрыть наготу и утолить голод, но не для того, чтобы разбой и беззаконие чинить на ней! Ведомо мне, что многие из вас не по своей воле в иночестве здесь живут: государь наш великий князь милостив — за тяжкие грехи и проступки он не наказал вас лишением жизни, но дал возможность постом и тихой молитвой искупить глубину прегрешений ваших. Так вы благодарите государя вашего за милость? Так благодарите вы Господа нашего за милосердие??

Иосиф помолчал, оглядел присмиревшую толпу и, убедившись в ее полной покорности, продолжал.

— Я приближаюсь к воротам обители вашей и что вижу? Человек просит оказать последнюю милость усопшему рабу божьему. Чем ему отвечают на эту просьбу? Требуют золота! — Его красивый, глубокий голос зазвенел в праведном гневе. — А что застаю внутри обители? Обжорство вместо святого поста! Пьянство вместо усмирения плоти!! Блуд вместо молитвы!!!

Внезапно Иосиф схватил валявшийся под ногами бочонок с порохом и с такой неожиданной для его худощавого телосложения силой швырнул его на самый верх громоздившейся перед ним кучи, что бочонок разбился вдребезги, а серые струйки пороха потекли вниз со зловещим шорохом, отчетливо слышимым в мертвой тишине.

— Кому служите? — громовым голосом крикнул Иосиф. — Богу или дьяволу?

Некоторое время он стоял, не шевелясь, потом резким движением схватил горящий факел. Толпа в ужасе отшатнулась. Иосиф швырнул факел к подножию груды. Огромный столб пламени полыхнул к небу.

Стоя перед толпой на фоне огня, Иосиф воздел руки.

— На колени, безумцы! Кайтесь, говорю вам — иначе вечно гореть будете в геенне огненной, и сатане достанутся ваши грешные души!

Монахи упали на колени и начали молиться, истово крестясь. Помолившись вместе с ними, Иосиф встал с колен и снова заговорил спокойным, строгим и властным тоном:

— Отныне, во искупление тяжких грехов ваших, будете есть черствый хлеб и пить ключевую воду. Три месяца ни один из вас не покинет этих стен, ни под каким предлогом, и никто не войдет в эту обитель. Отец Сергий, прикажи выдать из монастырской казны всем тяглым людям на вашей земле по одному, а вольным по два золотых, чтобы они могли скорее забыть обиды, нанесенные погрязшими в грехах иноками. И, наконец, каждые три часа в течение дня и ночи все как один будете на коленях молить Господа о прощении тех грехов ваших, которые еще не ведомы мне, но ведомы вам и Ему. Прежде чем я покину обитель, этот нечестивый инок — он указал на молодого монаха, все еще лежащего на земле у ворот, — получит пятьдесят плетей за осквернение святой обители, а тот, что стоял на страже у калитки, — он сурово взглянул на Медведева, — получит столько же за лихоимство и нарушение заповедей Господних.

Услышав в толпе легкий ропот, Иосиф нахмурился и закончил строгим предупреждением:

— В скором времени я снова навещу эту обитель и, если хоть одно из моих указаний не будет выполнено, предстану перед лицом митрополита московского, дабы просить его доложить великому князю о ваших тяжелых проступках. Гнев и строгость государя вам хорошо ведомы. Вы знаете, как он с вами поступит.

Иосиф сказал несколько слов игумену, тот негромко отдал какие-то распоряжения. Затем к ним привели толстого рыжего монаха, который стоял на страже у калитки. Иосиф с игуменом строго о чем-то его расспрашивали, монах отвечал, затем что-то передал Иосифу, и, продолжая рассказывать, несколько раз указал жестом на даром и на противоположную сторону Угры, а один раз в сторону Березок; Иосиф хмуро слушал его, кивая головой, потом оставил монаха с игуменом и подошел к Медведеву.

— Мне сказали, что ты живешь где-то по соседству: Медведев показал ему свою жалованную грамоту. Иосиф внимательно прочел ее и вернул.

— Государь поступает мудро, укрепляя рубежи молодыми и достойными дворянами. Тут непростые места и опасная жизнь, но для такого человека, как ты, Василий, именно здесь и сейчас открываются большие возможности добиться славы и почестей на службе государю и отечеству. Что до меня, то я с юных лет отдал себя служению Господу в монашеском чине. Ты можешь звать меня просто Иосиф, а в миру мое имя Иван Санин. Я прибыл сюда по поручению митрополита, который интересуется состоянием дел в дальних порубежных обителях Здешние иноки совершили много серьезных проступков, и Господь моей рукой покарал нерадивых грешников. Что же касается исполнения обряда, о котором ты просил, — подожди немного, пока мы с игуменом побеседуем о наших монастырских заботах, а после этого я охотно пойду с тобой и сам отслужу заупокойную службу по усопшему. — Он протянул Медведеву золотой великого князя. — Я возвращаю тебе незаконно взятую мзду и прошу простить несчастного грешника. Пусть этот золотой сослужит тебе лучшую службу и приумножится стократно, дабы ты и твои близкие не знали нужды.