Подобно своим предшественникам по бесплодной затее вызвать энтузиазм к продолжению войны среди населения, где он целиком отсутствовал, Хендерсон встречался с членами кабинета министров, с вождями Петроградского Совета и с дипломатами. Он выступал перед революционными массами в Петрограде и в Москве, но близкое знакомство с буйными и немытыми русскими пролетариями только расстроило и смутило его. Хотя он был не слишком силен в географии и не всегда отчетливо представлял себе, где находится, жара, грязь, черный хлеб и бесконечные бесцеремонные вторжения в его гостиничный номер быстро привели его к заключению, что эта страна вредна для здоровья. Он начал сомневаться, стоит ли отсылать домой Бьюкенена. Когда он заговорил об этом с Львовым, тот выразил доверие Бьюкенену и высоко оценил его дипломатические способности, заметив, что этого мнения придерживаются даже социалисты. Возможно, дополнительное соображение Хендерсона о том, что пост посла далеко не всегда равнозначен посту министра, подтолкнуло его к единственно разумному в данных обстоятельствах решению. 14 июня он написал письмо премьер-министру с рекомендацией оставить Бьюкенена на своем посту, которое доставил в Лондон Тома, который тогда уезжал. В письме отмечалось отсутствие «малейшего признака неудовлетворения» послом со стороны Петроградского Совета, за исключением «экстремистов, которые, находясь в своем теперешнем настроении, вероятно, таким же образом восприняли бы любого другого посланника нашей страны, назначенного на этот пост, который стал бы беззаветно исполнять свой долг». По вопросу о Стокгольме Хендерсон испытывал нерешительность. Сначала он присоединился к Тома и Вандервельду в заявлении, которое показывало конференцию «бесполезной и опасной» – бесполезной, потому что «встреча противоположных точек зрения не может вылиться в действие», и опасной, поскольку «она даст повод к недоразумениям и заставит рабочих и крестьян думать, что справедливый и длительный мир возможен еще до того, как будет уничтожен агрессивный империализм». В противоположность Вандервельду, чьи взгляды оставались неизменными, на Хендерсона и Тома произвело впечатление страстное единодушие членов Петросовета, и оба изменили свою точку зрения в пользу созыва конференции. Даже Ллойд Джордж высказывался за ее созыв, опасаясь плохого впечатления, которое могло произвести отсутствие в России социалистов Антанты. Во время встречи с Рибо, которая состоялась у него в Лондоне ближе к концу мая, он сказал ему, что намерен разрешить британским социалистам всех оттенков свободно проехать в Стокгольм и в Петроград. Французский премьер выразил несогласие. Тома прислал Ллойд Джорджу из Петрограда телеграмму, с энтузиазмом заявляя, что «он решил во что бы ни стало ехать в Стокгольм» и что уже сообщил о своем решении Рибо и своим друзьям, французским социалистам. Качен и Муте, которые только что вернулись после своей миссии в России, казалось, тоже заразились идеей конференции в Стокгольме. 27 мая они выступали на общем собрании Французской социалистической партии. Их описание революционной России было таким эмоциональным, что участники собрания проголосовали за то, чтобы отозвать свое предыдущее решение против Стокгольма. Жан Лонге и Пьер Ренодель, два наиболее выдающихся члена партии, были избраны делегатами для поездки в Россию. Всего на неделю позже Итальянская социалистическая партия, которая занимала антивоенную позицию с самого вступления в нее Италии в 1915 году, также высказалась в пользу созыва конференции.

Крупная организация социалистов Англии, которую представляла лейбористская партия, все еще воздерживалась, но более мелкие организации – Независимая лейбористская партия и социалистическая партия, провели 3 июня в Лидсе съезд, закончившийся большим успехом. Настроение делегатов и дух принятой резолюции съезда указывали на горячую поддержку общего мира и одобрение действий Петроградского Совета в этом направлении. Съезд призвал правительство немедленно объявить свое согласие с «внешней политикой и целями войны, заявленными демократическим правительством России». Другая резолюция призывала к установлению советов по русской модели для широкого спектра целей, из которых ни одна не была революционной по характеру. Тем не менее она вызвала громкую шумиху в прессе и опасения, что революция и в Англии поднимает свою грозную голову.

Через несколько дней после съезда в Лидсе трое главных организаторов съезда, Рамсей Мак-Дональд и Фред У. Джоуэт от Независимой лейбористской партии и И.С Ферчайлд от социалистической партии, приготовились ехать в Петроград посоветоваться с вождями Петроградского Совета. Сопровождать их были избраны Джордж Робертс и Уильям Картер, делегаты лейбористской партии, и Джулиус Вест от Фабианского общества. Британское правительство некоторое время не решалось выдавать им паспорта. Запросили мнение Хендерсона и Бьюкенена, и оба подтвердили возможность этого визита по той причине, как выразился Бьюкенен, что это «не может сильно повредить, тогда как деятельность правых российских экстремистов может, мы надеемся, послужить уроком от противного». Полагаясь на этот совет, Ллойд Джордж дал делегации свое благословение, но, уже склоняясь на либеральные позиции, которые выразил Рибо, строго заметил, что не потерпит никаких связей с германскими социалистами ни в Стокгольме, ни где-либо в другом месте.

Делегаты взошли на борт судна в Абердине, Шотландия, и были неприятно удивлены, когда команда отказалась идти в море с грузом «антивоенно настроенных пассажиров». Подтверждая свое заявление, матросы вышвырнули их багаж на набережную. Вскоре выяснилось, что команда была поколеблена не столько идеологическими соображениями, сколько преданностью «кэптану» Тапперу, члену профсоюза моряков и пожарных. Он был ярым противником пацифистов и прогерманистов – или тех, кого он таковыми считал, а в данном случае его антипатия была усилена несправедливым обращением, которому, как ему показалось, он подвергся на съезде в Лидсе. В самый разгар споров о России и о целях войны он поднял не очень актуальный вопрос о компенсации семьям коммерсантов, пострадавших в море – убитых или раненных германцами, и его заставили замолчать криками: «Пусть им платят владельцы судов!» Теперь Мак-Дональд пытался умиротворить его извинениями и предложил план компенсации для моряков, но тщетно. Таппер, который поначалу, казалось, готов был уступить, вдруг передумал. Делегация социалистов вынуждена была остановиться на время в местной гостинице, и патрули из матросов Таппера, днем и ночью охранявшие территорию гостиницы, не давали им выйти на улицу, чтобы поговорить с моряками о своих намерениях.

Междугородние телефонные звонки премьер-министру и другим высокопоставленным чиновникам не принесли результатов, и в конце концов им пришлось вернуться в Лондон. В Россию отправился Вест, который не принимал участия в съезде в Лидсе, и миссис Эмелин Панкхэрст, выдающаяся суфражистка, которая официально не была связана с миссией и намеревалась «разоблачить» ее в Петрограде. В июле Сноуден предпринял уже заведомо безнадежную попытку, запросив у Ллойд Джорджа помощь правительства для приезда миссии Мак-Дональда в Россию. Кабинет министров, назначенный для рассмотрения этого вопроса, доложил, что союз моряков по-прежнему настаивает на своих требованиях. Для правительства это было достаточным предлогом постараться избежать обострения и без того напряженной обстановки, поскольку общественное мнение Британии однозначно высказывалось против этой поездки. Ллойд Джордж, видимо очень довольный исходом дела, отказался от дальнейших действий. Можно не сомневаться, что, если бы эта миссия, подобно предшествующим правительственным миссиям, носила официальный характер, ей не чинились бы такие непреодолимые трудности.