— Со мной все замечательно, как видишь. Дело в том… — Он замолчал и бросил взгляд на гостей. — Неприятности у миссис Бедрик. Хотел сказать, что неприятности у Ильи Семеновича, но ему уже все равно.

Варя растерялась: то, что она услышала, могло означать только одно, но поверить в это было невозможно.

— Илья Семенович умер? — прошептал она.

Отец кивнул и отвернулся.

— Умер в машине «Скорой» по дороге в больницу. В него стреляли возле офиса. Илья уже сел в автомобиль, но вдруг вспомнил, что забыл в кабинете какую-то книгу. Почему-то решил сам за ней сходить, а не послать водителя или кого-то из охраны. Вышел и сразу упал. Пуля угодила в голову. Те, кто был рядом, не могли даже понять, что произошло и откуда стреляли. Позвонили в «Скорую»… Потом Коле Михееву. Он сейчас там, на месте… Поеду к нему…

— Не надо, — попросила Варя, — вдруг и тебе грозит опасность!

Владимир Викторович покачал головой:

— Не волнуйся! Тот, кто стрелял, наверняка сразу уехал. Коля Михеев сообщил, что, по предположению охраны Ильи Семеновича, выстрел был произведен со стороны бывшего гаражного массива, который теперь сносят. До него метров пятьсот-семьсот, и место повыше — хорошему специалисту попасть туда не составит труда. Ребята не сразу, конечно, но туда поехали. К сожалению, никого не застали. Ни преступника, ни каких-либо свидетелей. Сказали только, что там пустая будка на курьих ножках для охраны, а из этой будки выход из офиса «Кроны» виден как на ладони… Не знаю, как сказать о произошедшем Светлане. Я-то сейчас уеду, но если на потом отложить, она не простит: дескать, она тут радовалась, когда все уже знали.

— Не уезжай! — попросила Варя.

— Ничего со мной не случится: Коля машину с охраной для меня послал, они уже отзвонились — сообщили, что подъезжают.

Отец направился к выходу, а дочь медленно вернулась к столу.

— …Мистер Хейли хотел вас спросить, — обратился директор «Одеона» к Валентине Николаевне, — можно ли арендовать на месяц ваш дом и участок для съемок будущего фильма? Компания заплатит за этот месяц семьдесят пять тысяч долларов. Могу пообещать, что дом не пострадает, а, может быть, станет еще прекраснее.

Мама растерянно посмотрела на Варю.

— Не знаю, — ответила она, — мне надо посоветоваться с мужем, когда он вернется.

— Можно снимать в моем доме, — встрепенулась миссис Бедрик, — мой дом даже больше этого. И можно даже даром. А я мешать не буду. Могу бесплатно, если потребуется, сняться в эпизоде.

Но ее не слушали.

— Я думаю, это возможно: дом будет свободен, — по-английски ответила Варя, — родители как раз собирались в отпуск, а я живу в городе. Только когда начнутся съемки?

— Как можно скорее, — ответил Том, — труппа оповещена, — актеры сейчас нигде не заняты, а потому, чтобы никого не потерять, постараемся начать через две недели.

Варя перевела сказанное маме, потом посмотрела на напряженную миссис Бедрик:

— Мне надо с вами поговорить, но только не здесь.

— Так мы ведь вроде как на «ты», — непонятно чему обрадовалась та. И тут же поднялась.

Они пошли к дому, поднялись на крыльцо.

— Если ты обиделась, что я предложила им свой дом, — начала Светлана, улыбаясь, — то напрасно… Просто, если бы вы отказались, Том бы расстроился…

— Мне все равно, где и что будет делать Томтит. Я о другом…

Синицына не знала, как сказать Светлане то, о чем просил отец. Тем более когда миссис Бедрик переполнена эмоциями от встречи со своим кумиром.

Варя обняла Светлану.

— Мне очень трудно сказать вам… то есть тебе. Не знаю даже… Но Ильи Семеновича больше нет.

Плечи соседки под ее руками замерли. И миссис Бедрик спросила:

— В каком смысле?

— В него стреляли, когда он вышел из офиса и собирался ехать сюда.

Светлана отступила на шаг и взглянула Варе в лицо, очевидно, надеясь, что это розыгрыш.

— Его убили?

Варя кивнула и почувствовала, что сама вот-вот заплачет.

— Я знала, — прошептала соседка, — знала, что этим кончится. Но не знала, как это предотвратить…

— Вы знаете, кто убийца? — не поверила Синицына.

Миссис Бедрик кивнула, а потом начала трясти головой:

— Я просила его не делать этого, но он не слушал, требовал, чтобы…

Светлана закрыла лицо руками. И вдруг Варя догадалась:

— Это тот человек, с которым я вас встретила в ресторане?

Соседка, не отрывая ладоней от лица, снова кивнула:

— Это мой бывший муж… То есть сожитель. Он недавно освободился и требовал, чтобы я ему компенсировала… Ну, то есть заплатила за то, что не дождалась его. Он хотел миллион, а когда я ответила, что у меня нет таких денег, сказал, что подождет, когда я стану вдовой и начну сама распоряжаться деньгами Ильи Семеновича. Я думала, он просто меня пугает. Что теперь делать?

Она опустила руки. Слез на ее лице не было, только страх.

— Что делать? — повторила она.

— Вернись к себе, — предложила Варя, — я пойду с тобой.

Они спустились с крыльца, и Варя крикнула маме, чтобы продолжали без них. Направились к калитке в заборе, разделяющем их участки, и когда прошли эту калитку, миссис Бедрик остановилась и начала озираться по сторонам.

— Не хочу в дом. Там все Илью напоминает.

Синицына довела ее до садовой скамьи и, усадив, опустилась рядом, обнимая соседку.

— Я как раз в ювелирном работала, когда с Витей познакомилась. Он начал ухаживать. И главное, так настойчиво, а мне с ним даже появиться было неудобно. Он выглядел как десятиклассник, хотя ему двадцать один год был. Худенький такой и все время улыбался… Потом стали жить вместе. Он не работал, но деньги у него водились. Только потом уж выяснилось, что их банда грабила обменные пункты, заправочные станции, один ювелирный магазин — там застрелили охранника. Наверняка и на мой магазин, то есть на магазин, в котором я работала, тоже бы напали. Витя несколько раз интересовался, куда мы складываем выручку, во сколько приезжает инкассация, в какие дни привоз товара, на каких витринах самые ценные украшения. Их пятеро было. Всех взяли после нападения на инкассаторскую машину. Судили присяжные. Вите дали двенадцать лет — меньше всех, потому что он на суде рядом с уголовниками выглядел как ребенок. Рассказал, что отца своего не знал, мать от него в детстве отказалась, он рос в детдоме, недоедал, воспитатели издевались над детьми, били их, а его больше всех… Одна заседательница плакала. Я была в зале и все видела. Он издевался над всеми: над присяжными, над судьей, над прокурором, смотрел на всех невинными глазами, словно не понимал, как здесь оказался. А ведь именно он был главарем банды. Но его подельники об этом молчали… А я догадывалась, я видела, как он с ними общается… Меня тоже допрашивали, но я молчала, да я ничего и не знала. Работу, разумеется, потеряла, и мне было несладко…