Она протянула начальнику визитку. Тот набрал номер, стал задавать вопросы. Затем обернулся к Вере с объяснениями.

— Снимали для интерьерного номера. Журнал вышел три недели назад. Там наша кукла размещена на обложке, крупным планом. Это вам что-нибудь дает?

— Какой тираж у этого журнала? — спросила Лученко.

После очередного звонка Сафоненко ответил:

— Десять тысяч! — Он не понимал, почему у «полковника» милиции лицо сделалось холодно-озабоченным. — А зачем вам знать тираж?

— Просто теперь у милиции десять тысяч потенциальных подозреваемых! — невесело сказал стоящий тут же рядом Прудников. Он понял наконец, зачем Вера ему звонила.

В этот момент в галерею вошла еще одна девушка. «Стадо павлина растет», — подумала Вера. Девушка принесла довольно большой деревянный футляр, поставила его на ресепшн, где устроилась Яна. Поздоровавшись со всеми, она распаковала свою поклажу. Пока девушка доставала кукол, которые покоились в футляре, словно музыкальные инструменты, завернутые в специальную пупырчатую пленку, Авангард представил незнакомку:

— Вот, прошу любить и жаловать, это Лиза Котеночкина, наша талантливая кукольница.

Вера представилась. Глядя на Лизу, психотерапевт Лученко увидела человека, у которого имя, фамилия и внутренняя сущность удивительным образом совпадают. Она вспомнила известную фразу Марка Твена: «Раз в жизни фортуна стучится в дверь каждого человека, но человек в это время нередко сидит в ближайшей пивной и никакого стука не слышит». Так вот, Лиза явно в пивной не сидела. Когда кукольница принялась вынимать и ставить на выставочную полку свои произведения, Вера перестала быть психотерапевтом и сделалась простой женщиной, даже девочкой. В этих куклах были растворены нежность и хрупкость, свойственные раннему детству. Котеночкина создавала серию кукол-девчушек, каждая из которых была очаровательна по-своему. Голубые глазки ее персонажей были либо мечтательно направлены вверх, к небесам, либо стыдливо опущены вниз. Одеты они были в наивные платьица, кто в горошек, кто в цветочек. В тонких ручонках некоторые держали корзиночки с цветами, другие — плюшевого мишку или зайца. У одной ручки были спрятаны в муфточку, кукла называлась «Февральский ангел». У других были уменьшительные имена: Ниночка, Тося, Маргоша, Варенька.

Лученко смотрела то на чудесных кукол, то на их создательницу и думала о том, что видит перед собой редчайший случай, когда художник и ее создания так схожи. Вере по-детски хотелось унести с собой все творения мастерицы, но она понимала, что все она купить не сможет и нужно выбрать какую-то одну, всего одну куклу…

Меж тем терпеливому сыщику надоело это царство бабского сюсюканья. Прудников иронично заметил:

— Вера, ты, наверное, забыла, что мы здесь по делу.

Если бы суровый майор знал, что такие чувства, какие сейчас испытывает его добровольная помощница доктор Лученко, к ней приходят крайне редко! А сейчас ситуация, когда Веру просто невозможно было оттащить от этих «котеночных» кукол, была именно такой. Она отвела от желанных экспонатов глаза, с недовольством взглянула на милиционера, как на досадную преграду к прекрасному, и сказала в сердцах:

— Ой, ну тебя, зануда! Иди ты в библиотеку! Почитай стихи о любви.

И, не обращая больше внимания на Прудникова, пулей вылетевшего из галереи, продолжила любоваться. Наконец, остановила свой выбор на прелестной куколке, которую звали «Василиса, девочка с рыжим характером». Это было рыжеволосое создание с двумя хвостиками и золотистой непослушной челкой. На одном из хвостиков красовался белый в горошек бант, на другом банта не было. Одета Василиса была в платье, розовое в клеточку, с рукавчиками-фонариками и серебряным пояском, а на тонкой шейке у нее висел ключик от дома. Точно как у Веры в детстве… Девчушка стояла на можжевеловой подставочке, и у ее ног примостилась еще одна игрушка — копия Вериного спаниеля Пая. Такой же белоснежный, с такими же ушками цвета топленого молока, только крохотный!

— Сколько? — шепотом спросила Вера, поскольку от умиления даже громко говорить не решалась. В этот момент ей было все равно, какую цену назовет кукольница. Это было существо, которое ей хотелось иметь больше всего на свете.

— Это решает Авангард, — сказала Котеночкина и взглянула на хозяина галереи.

— Мы еще не взяли этих кукол на реализацию, — улыбнулся Авангард, от которого не ускользнул восторг Веры, — поэтому вы можете купить «Василису» по цене мастера.

Лиза назвала вполне адекватную цену. Сумма оказалась такой, что Лученко смогла рассчитаться сразу наличными, без помощи банкомата. Ее сокровище осторожно запаковали и уложили, точно драгоценную скрипку, в длинный деревянный сундучок с ручкой. Счастливая Вера поблагодарила и кукольницу и директора галереи.

Домой Вера ехала, совершенно забыв о детективных задачах. Они растворились, точно туман, когда выглянуло солнце. И думала она только о том, как приедет домой и станет любоваться Василисой.

В это время Валентин Викторович Прудников бодрым шагом вошел в читальный зал районной библиотеки, которая располагалась на соседней улице, и остановился перед библиотекаршей.

— Мне это… — произнес он и вдруг запнулся.

Две пенсионерки и один студент подняли головы от книг и журналов.

— Что вам, простите? — встрепенулась работница очага культуры, которая впервые за годы работы видела мужчину в самом расцвете сил не по телевизору, не на улице или в транспорте, а у себя на работе.

— Книгу какую-нибудь дайте… — Ему самому было странно, что он произносит эти слова, но язык их отчего-то выговаривал.

— Какую же вы хотите прочесть? — Работник библиотеки от всей души желала помочь интересному мужчине, судя по выправке, военному.

— Эти самые… стихи… про любовь!

В библиотеке повисла совершеннейшая тишина. Сидевший неподалеку студент первым не выдержал и прыснул. Прудников глянул на него и сжал кулак. Парень спрятался за журналом.

— Какого автора вы хотели бы почитать? — еще более любезно спросила библиотекарша.

Прудников, очнувшись, зло пробормотал:

— Ну что вы прицепились, автора, какого мне автора? Пушкина! «Я помню чудное мгновенье»! — И он уже развернулся, чтобы покинуть стены казенного учреждения.

Но женщина с неожиданной быстротой, чего никто от нее не ожидал, метнулась к стеллажу с буквой «П», вернулась и положила книгу на свой стол.

— Паспорт давайте! — сказала она холодно.

— Это еще зачем? — Прудников был слишком озадачен ситуацией, чтоб понимать смысл происходящего.

— Я выпишу вам читательский формуляр. Ну, долго мне ждать?

Когда Прудников вышел из библиотеки с томиком Пушкина в руках, до него наконец-таки дошло, что он последние полчаса выполнял команды психотерапевта Лученко. Майор скрипнул зубами. Как бы он хотел высказать ей все, много чего, но… попробуй выскажи! Колдунья чертова!