Опыт перестройки — это не столько новое мышление, сколько опыт освобождения от догматического мышления, державшего страну то в ежовых рукавицах, то в пропаганде, то в цензурировании всего, что хоть на каплю отличалось от принятой нормы. Результаты существенного отставания СССР в развитии новых технологий тоже были причиной перестройки, поскольку страна, не поставив на первое место развитие своей интеллектуальной составляющей, стала все проигрывать. Паритет в гонке вооружений удерживался все более затратными методами.

И вот очередное свидетельство ошибочности таких приоритетов, высказанное в связи с появлением «секретной» школы Илона Маска: «Илон Маск убежден, что главная война в будущем развернется за талантливых людей. Интеллектуальный капитал превращается в самый дефицитный ресурс. Действительно, за время после окончания Второй мировой войны соотношение между материальными и интеллектуальными активами в мировой экономике изменилось с 30 к 70 на 65 к 35. Мозги превращаются в производительную силу, а инновационное мышление обеспечивает прогресс экономики».

Мир всегда будет двигаться вперед. Вопрос только в том, какие из избранных приоритетов будут помогать ему, а какие мешать. Сильные страны давно вынесли на первое место человеческий капитал. Но им также следует заниматься, вкладывать ресурсы, как это происходит с любым ресурсом: от зерна до нефти и газа. Не вкладывая ничего, не получится ничего и на выходе. И именно так сегодня происходит с наукой и образованием, тем самым закладывая еще большее отставание и на будущее.

Когда мы получаем понимание новой реальности, нам становится легче с ней бороться, если она нас не устраивает. Первой в наш мир пришла постправда, раскрыв то, что специалисты по постмодернизму давно рассказывали. Из мира ушли большие нарративы, теперь в нем царят нарративы маленькие. А нарратив невозможен без собственной борьбы за правду, поэтому тысячи маленьких нарративов обросли тысячами своих правд.

Но все это началось еще до прихода Интернета и соцмедиа. Когда же они появились, возникла технологическая возможность для следующего шага — каждый пользователь Фейсбука может запустить в мир свою собственную правду или то, что он считает правдой. Эта «миниправда» существовала всегда, но новые возможности по ее тиражированию подняли ее на более высокий уровень. Вера в эту «миниправду» вполне соответствует наблюдению советского времени: раз про это написано в газете, значит, это правда.

То есть правда имеет свою градацию. Условно говоря, правда уровня энциклопедии отличается от правды уровня кухни. Правда не столько проверяема на соответствие действительности, поскольку новости Зимбабве, например, все равно остаются для нас непроверяемыми, мы не видим их собственными глазами, сколько достоверность ей придают источники и тиражирование.

В советское время было еще одно правило рекламы. Раз рекламируется, значит, плохое, поэтому покупать его нельзя. Или раз ругают Запад, то там все нормально. Это еще одно правило опоры на источник, только обратного свойства. Плохому источнику доверять нельзя. Всегда пользовались успехом книги по критике зарубежной философии, поскольку других книг по зарубежной философии (социологии, политологии) в принципе не было. Кстати, для серии книг издательства «Прогресс», которое издавало только переводы, под названием «Новое в лингвистике» пришлось изменить название серии на «Новое в зарубежной лингвистике», поскольку получалось, что все новое делается только за рубежом.

В советское время существовала тенденция, называемая чтением между строк, что позволяло выносить из критических рассуждений, например, комментатора в телепрограмме «Международная панорама», противоположное суждение. Сейчас мы уже забыли их фамилии и лица, а тогда они были властителями дум, поскольку другой информации о Западе у советского человека не было.

Таким образом, если суммировать, правдой становится то, что: а) тиражируется, б) исходит от достоверного источника, в) отрицается в недостоверном источнике. То есть информация в результате своего движения к потребителю получает характеристики, на которые можно ориентироваться для определения ее достоверности. При этом есть информация, которая достоверна во всех контекстах (типа дважды два — четыре), есть информация, которая достоверна только в некоторых контекстах, а есть информация, которая никогда не является достоверной. Обычному человеку трудно ориентироваться, определяя, что есть что.

Слухи были в советское время теми же фейками, о которых нельзя было знать заранее, являются ли они правдой или нет. И слухи точно так, как фейки, передавались устно, поскольку очень часто они отражали уязвимости массового сознания. Например, сегодня считается, что Андропов в своем движении к власти пользовался слухами, чтобы убрать со своего пути конкурентов. Так, против первого секретаря Ленинградского обкома Романова был запущен слух, что тот якобы использовал на свадьбе дочери царский сервиз из Зимнего дворца.

Российская информационная интервенция в американские выборы продемонстрировала, хоть и в искусственном виде, как бы разговор массового сознания с самим собой, поскольку люди хотели услышать именно это, и пересказать дальше. Коллективное мнение не нуждается в проверке фактов. Факт — это то, что признается таковым моим соседом и мной. Ведь мы, не бывая, например, в Японии, все равно можем обсуждать факты оттуда. Коллективное сознание своим обсуждением уже легитимизирует факт.

Многие факты мы не можем найти в энциклопедии, они — газетные, то есть текущие, которые завтра будут заменены другими в следующем номере газеты. Третий уровень фактов, помимо энциклопедического и газетного, принадлежит малым социальным группам, четвертый — вообще индивидам. К последнему типу отнесем знание того, что знает лично человек и никто больше. Или такой пример удивившей меня информации в газете «New York Times», что чихать следует не в ладонь, а в локоть, чтобы инфекция не передавалась дальше. Это явно не информация для такой газеты.

Мы как бы верим, что земля круглая. Но одновременно в мире проходят конгрессы, где доказывается, что земля на самом деле плоская. Конспирологи удерживают свой пласт знаний, которые расходятся с общепризнанными.

Реальное знание, то есть как бы не из источников, а непосредственное, есть только на четвертом и пятом уровнях фактов (социальной группы и личностное). Поэтому все остальное мы принимаем в некотором роде на веру. Мы верим в достоверность фактов из данного конкретного источника, говоря, например, что так написано в энциклопедии.

Религия и идеология тиражировали свои факты вне возможности их проверки на достоверность. Им либо веришь, либо нет. Для усиления веры в свои факты и религия, и идеология применяли в прошлом мощные репрессивные методы. И счастье человека в том, что только в наше время появляются первые попытки считывания того, что на самом деле думает человек.

При этом целые сферы человеческого творчества строятся принципиально не на соответствии действительности, а, наоборот, на праве на отклонение от нее. И это не только фэнтези или телесериал, а и в принципе литература и искусство в целом. Даже советский соцреализм был не столько отражением действительности, сколько моделированием идеальной действительности, которой должен был следовать советский человек. Это был такой «тоннель» разрешенного поведения, из которого не могла выходить ни литература, ни жизнь. И если подходить строго, то это тоже был фейк, связь которого с действительностью была достаточно условной.