И она положила дитя на подстилку из оливковых листьев и мокрых цветов у ног статуи. Достала из-за пояса кинжал и легким, как перышко, прикосновением, начертала на лбу ребенка символ Дианы. Потом склонила голову и мысленно задала следующий вопрос: «Должна ли я забрать дитя у родителей – или мы должны остаться вместе?»

Нет ответа. Анна Магдалена повторила свой вопрос и ничего не услышала. И это означало, что определенного ответа не было. Какой бы путь она ни избрала, результат будет тем же. Поэтому она некоторое время раздумывала, закрыв глаза, и наконец задала более конкретный вопрос:

– Покажи мне сильнейшее волшебное средство, которым я могу защитить ее.

Едва с ее губ сорвался этот вопрос, как Мать ответила:

– Я покажу тебе твой выбор.

И Анне Магдалене тут же пришло видение, быстрое и яркое, ярче которого она не видела в жизни, ярче того, что вызвано травами или наслаждением.

Неожиданно она оказалась уже не в лесу, а в хорошеньком домике с камином и двумя комнатами, с табуретками и большим очагом, в котором весело потрескивали дрова. Рядом с ней сидела прехорошенькая молодая женщина – Сибилла, как она поняла, и у груди Сибиллы – младенец, девочка, а у ног Анны Магдалены – маленький мальчик, сосредоточенно игравший с деревянной лошадкой. Сердце пожилой женщины залило счастьем: это ее правнуки!

И вдруг – взрыв, резкий и громкий, звук разбившегося стекла, какой Анна Магдалена слышала лишь однажды – когда невестой стояла у алтаря, а кто-то кинул камень в окно собора и вокруг рассыпались цветные осколки стекла, отражавшие солнце. Тогда, сжавшись от страха рядом со своим женихом и священником, она сочла это дурным предзнаменованием.

К тому времени в деревне ее открыто называли ведьмой, и ей пришлось отправиться в город и найти священника, который не знал ее и мог провести обряд бракосочетания. Вскоре после этого они с мужем перебрались в другую деревню.

Дурное предзнаменование почувствовала она и теперь, еще до того, как открыла глаза и снова оказалась в роще среди олив, охваченных огнем.

Действительно, из деревьев рвались языки пламени, казавшиеся неестественно яркими среди осенних, закатных, малиново-охровых оттенков листвы и при этом живыми, волнообразными, похожими на змей, спускающихся с веток к Анне Магдалене и… драгоценному младенцу. Она поползла на коленях к малютке Сибилле, но огонь оказался проворнее, спустился по стволам деревьев на сырую траву и цветы, пробежал по ним с той же живостью, с какой ветер бежит по пшеничному полю, и встал стеной между женщиной и младенцем.

Не задумываясь ни на миг, Анна Магдалена ринулась сквозь пламя – магическое пламя, она была в этом уверена, потому что это был огонь, который порождал свет, но не затрагивал ни древесные стволы, ни листву, и протянула руку вперед, резко вскрикнув от боли и глянув с изумлением на покрасневшую и покрывшуюся волдырями ладонь.

– Сибилла! – закричала она, не думая больше о том, что может разбудить кого-то в деревне, и встала на ноги.

В тот же миг огненная стена стала выше и совсем заслонила младенца, не издававшего при этом ни звука. Теперь Анна Магдалена не видела ничего, кроме огромных деревьев, охваченных огнем, но неопаляемых, словно куст Моисея.

И тут ее охватил ужас за младенца и за себя. Жар огня стал таким мощным, что она чувствовала, как волдырями покрылись ее лицо, и руки, и ноги. Но несмотря на боль и страх, она нашла в себе силы взглянуть за окруживший ее огонь, туда, в темноту, – и увидеть там мерцание глаз, наблюдающих за ней из тьмы.

И хотя глаза эти были волчьи, в них светился ум далеко не звериный, и глаза эти принадлежали фигуре еще более темной – человеческой фигуре, высокой, зловещей. Увидев эти глаза, она вспомнила звук разбитого стекла.

Зло присутствовало здесь со дня, когда она родилась. Она выросла, зная о его присутствии, зная, что вся ее жизнь – это борьба против него.

– Богиня, помоги мне! – вскричала она.

И тут же языки пламени отступили, и Анна Магдалена увидела спокойные черты деревянной статуи и почувствовала облегчение. Это не нападение зла, напомнила она себе, а видение, о котором она сама попросила богиню, для того чтобы узнать самое сильное волшебство.

Поэтому она успокоила свои мысли. Подул сильный ветер, и огонь сполз с деревьев, оставив их целыми и зелеными, и устремился по потрескивающим листьям и земле к Анне Магдалене, образовав вокруг ее ног кольцо.

Она по-прежнему чувствовала сильную боль, и какое-то время страх еще метался в ней, как птичка, ищущая спасения из клетки, но потом утих, ибо между ней и ее врагом – на том самом месте, где прежде стояла деревянная статуя, – стояла живая женщина.

Женщина с блестящими черными волосами и глазами темными, как вода в колодце, молодая и сильная, с носом, как у ее матери, и такими же губами и оливковой кожей, как у отца…

– Сибилла, – прошептала Анна Магдалена дрожащим от радости голосом.

Несмотря на то что огонь не переставал лизать ее ноги, она не чувствовала ничего, кроме любви и счастья при виде своей внучки – взрослой и прекрасной. И вдруг она с изумлением увидела, как лицо женщины прямо у нее на глазах стало вдохновенным, прозрачным, преображенным внутренним сиянием.

– Ля дэа вива, – пробормотала Анна Магдалена, – богиня жива.

Ибо никакое человеческое лицо – или деревянная статуя – не могло бы выразить такого бесконечного покоя, такой бесконечной радости, такого бесконечного сострадания.

Она знала, что ее внучке уготована великая судьба, но не знала до сих пор, что Сибилль предназначена стать избранным сосудом.

И в этот миг сердце Анны Магдалены открылось состраданию, охватившему все: охватившему огонь, охватившему боль, охватившему ту судьбу, какую уготовила для нее богиня, и охватившему даже прячущегося врага, более всех достойного сожаления.

И когда она почувствовала, что ее сострадание направляется прямо на светящиеся в отдалении глаза, глаза эти тут же стали сжиматься, сужаться, как и вся темная фигура, и вот она уже была больше не фигурой человека, а фигурой волка, потом собаки. Желто-зеленые глаза вспыхнули, а потом стали тускнеть, гаснуть.

«Страх!» – поняла Анна Магдалена.

Страх для него, что мясо для волка – кормит его, придает ему силы. И тут же она поняла, что за стена возведена вокруг сердца ее невестки и из какого вещества она построена. Несмотря на всю магию и все молитвы Анны Магдалены, именно страх Катрин сделал ее дочь уязвимой.

Внезапно Анна Магдалена пришла в себя и увидела, что стоит на коленях в темной оливковой роще и что она совершенно одна. Кругом – тишина, лишь копошатся в листве мелкие лесные создания. У ее ног мирно спит спеленутый младенец. Она печально подняла глаза на знакомую деревянную статую, на ее добрую улыбку.

– Ты не случайно показала мне все это, бона дэа. Теперь же позволь мне быть мудрой.