Все парижане составляли одно сообщество, которое жило и работало в городе, но это сообщество не было единым целым, объединением равных. Эта очевидность в первую очередь касается различий по уровню богатства. Первым делом мы расскажем о том, что привносили эти различия в состоянии в условия повседневной жизни. Другая форма могущества была дана властью, вверенной королем для исполнения правосудия, контроля за финансами, верной и преданной службы ему для блага общего дела и в его интересах. Наконец, мы рассмотрим могущество, происходящее от принадлежности к миру Церкви. Необходимый посредник на пути к спасению, Церковь присутствует на всех уровнях общества и во все важные моменты в жизни каждого человека.

Между отдельными личностями в группах завязалось множество связей. Эти связи устанавливали иерархию, ибо в нашем мире каждому отведено его место по воле Провидения, определяющего человеку роль в большом мировом спектакле. Совершенно естественно, что существуют великие и малые, хотя в глазах Бога все они лишь бедные грешники. Во всякой организации существуют низшие и высшие, те, кто командует, и те, кто подчиняется. Никто не выбирает своего места на лестнице власти, смиряясь с иерархией. Все общество зиждется на трех сословиях, неравных социально, но солидарных, у каждого из них есть свое предназначение: на вершине находятся те, кто молится (Церковь), затем идут те, кто сражается (дворянство), и, наконец, те, кто трудится (крестьяне, а по сути, в основном богатые горожане, которые могут участвовать в политических дебатах). Такова идеологическая схема. Разумеется, эта модель не применяется механически, сложные общественные связи противятся чересчур упрощенному порядку. Однако этой идеологией неравенства проникнуто все средневековое общество, и парижане не составляют исключения. Ее давление ощущается на всех уровнях, но она тяготеет не столько над богатыми, сильными мира сего и Церковью, сколько над бедными, слабыми и малыми, которые должны оставаться на нижнем уровне навязанных иерархий — порой противостоящих друг другу, но чаще всего подкрепляющих одна другую. Солидарность трех сословий — прекрасная тема для проповеди или ученого рассуждения, но в повседневной жизни она очень редко исходит сверху.

Взглянув на парижскую жизнь под тремя углами зрения, можно провести различия в образе жизни обитателей столицы. Каким образом эти миры — духовный и светский — дополняют друг друга? Противостоят ли они друг другу, соперничают ли? Идеология, богатство и политическая и церковная власть оказывают определенное давление на условия жизни парижан в Средние века.

Центр этого мира находился на правом берегу Сены, который на первых планах Парижа обозначен попросту как Город. Квартал торговцев, финансистов, обосновавшихся в Париже, потому что мегаполис порождает мощную экономическую деятельность, начиная с нужд потребления, и потому что в столицу стекаются средства, собранные органами королевской власти. Политические функции вызывают финансовую динамику, которая не связана напрямую с развитием торговли или производства, но привлекает в равной степени. Этот мир денег, столь часто обличаемый за развращение нравов, еще весьма непрочен и опасен для тех, кто попал в него и разбогател.

В то же время в Париже, как и в любом другом большом городе, сосредоточено много бедных людей, которым не на что жить, кроме подаяния или благотворительности монастырей и богаделен. Поскольку они весьма многочисленны и собраны в городе, они внушают страх, и Париж в конце Средневековья постарается заключить нищету, возмутительную в сравнении с выставленным напоказ богатством, в жесткие рамки.

Сначала мы поговорим о тех, кто ворочает деньгами, но сделаем скидку на то, что точно оценить состояние и имущество этих обеспеченных, а потому могущественных людей отнюдь не просто.

Раз речь идет о такой крупной столице, как Париж, нельзя не начать с движимого богатства Церкви. Епископ и капитул, старые монастыри — Святой Женевьевы, Сен-Жермен-де-Пре, Святого Мартина (это самые значительные) — были не только крупными землевладельцами, владеющими значительной частью территории города, но и богатыми общинами, поскольку получали регулярные и большие доходы в наличных средствах. Эти учреждения становились кредиторами короля и могли играть роль банков, как одно время тамплиеры. Даже простые клиенты считали церковников честными и надежными управляющими. Очень показательный пример содержится в описи имущества скончавшегося резчика Эннекена из Льежа. Этот известный художник, поставщик короля, не хранил у себя крупных денежных сумм, а складывал их в мешки, опечатывал и отдавал на хранение казначею церкви Сент-Шапель.

В то же время проповедники и моралисты поднимали голос против развращающей власти денег и сетовали на то, что они занимают столь большое место в жизни христиан. Обличительные речи имели успех во время проповедей, но из-за них над торговой и финансовой деятельностью постоянно довлело подозрение в греховности. Конечно, с XIII века специалисты канонического права из парижского университета дали определение нравственному и справедливому использованию денег, займа и кредита, но подозрений и обвинений от этого меньше не стало, особенно когда начинались судебные процессы, связанные с частными капиталами или государственными средствами. Однако такие противоречия не помешали быстрому развитию буржуазии.

Богатые парижские буржуа сколотили свои состояния за два-три поколения. Это были суконщики, меховщики, галантерейщики, менялы, купцы, ввозившие и вывозившие ткани, ковры и предметы роскоши, а также негоцианты, порой спекулировавшие строительным лесом или поставлявшие лошадей королю и вельможам. Разумеется, они являлись собственниками домов, арендная плата за которые и рента приносили им постоянный доход. Через брачные союзы или путем кооптации они внедрились в среду богатых людей, управлявших городом, или поступили на королевскую службу, получив должность в сфере финансов или правосудия. Помимо парижских владений они зачастую имели имущество в сельской местности, покупали имения, обладали загородным домом поблизости от столицы, куда выезжали отдохнуть и подышать свежим воздухом.

Археологические раскопки, связанные с перестройкой Лувра, позволили обнаружить фрагменты одной из таких загородных резиденций — красивого дома, выстроенного в первой половине XIV века и разрушенного в 1356 году, во время возведения оборонительных сооружений вокруг Парижа. Этот дом принадлежал Пьеру Дезэссару, умершему в 1348 году, и был частью наследства, принятого Пьером де Лорри.

Пьер Дезэссар был влиятельным столичным нотаблем. Семейство Дезэссаров, происходившее из руанской буржуазии, окончательно ассимилировалось в Париже в XIII веке. До 1327 года Пьер был казначеем королевского двора и принадлежал к тем финансовым и деловым кругам, что поставляли монархии незаменимых советников. Этим объясняется его возведение в дворянское достоинство в 1320 году, затем дворянство было пожаловано его жене Жанне де Паси. Как и некоторые другие важные особы, он пользовался почестями и привилегиями, связанными с обоими статусами: парижского буржуа и дворянина (такая практика существовала, по меньшей мере, до конца XIV века). Знатные нотабли, даже став дворянами, не покидали ни среду богатых буржуа, ни деловой и финансовый мир. Пьер Дезэссар был членом церковного совета церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри и товарищем Сен-Жак-о-Пельрен — два признака интеграции в парижскую буржуазную элиту. Но его имущество перешло к королю, когда против него затеяли судебный процесс, а после его смерти наследство обложили огромным штрафом в 50 тысяч ливров, подлежащим немедленной уплате. Одна из его дочерей вышла замуж за Этьена Марселя (впоследствии ставшего купеческим старшиной Парижа), другая — за Пьера де Лорри. Этьен Марсель отказался от наследства, боясь, что с него потребуют уплаты крупных долгов. Пьер де Лорри побился об заклад, что король восстановит справедливость в отношении своего покойного советника, а его имущество будет возвращено семье, и поэтому принял наследство. Он оказался прав и вернул себе семейное состояние. Этьен Марсель, разумеется, был этим сильно раздосадован и, став военным комендантом Парижа, вероятно, с большим удовольствием, пожертвовал красивым загородным домом своего родственника ради нужд обороны столицы. Это была действительно жертва, если принять во внимание размеры особняка и роскошь убранства.