и читала до поздней ночи. Когда погасила свет, долго лежала с открытыми глазами, вслушивалась в темноту, и ей казалось, что по квартире тихо ходит Пушкин, присаживается к полу, берет перо и быстро, быстро пишет…

Утром, когда пили чай, Катя спросила Александру Нестеровну:

— Вы когда-нибудь читали письма Пушкина к жене, которые он посылал из вашего города?

— У нас все их читали. Как же не читать? Наш Сережа и стихи Пушкина знает — как начнет декламировать, хоть целый вечер слушай, без единой запинки отрапортует. А мне больше нравится описание природы. Вроде вот этого: «Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь». Или такая картина: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том: и днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Чу́дно, с детства помню. А про Пугачева Пушкин-то все у нас прознал, у яицких казаков выспрашивал, у старых людей выпытывал. В Бердах с одной старухой, слыхать, лично познакомился, так она ему выложила все, что знала, и Емелькин портрет своими словами описала. Такой он и получился в «Капитанской дочке».

Катя слушала Александру Нестеровну с наивным удивлением:

— А мне никак не верится, что Пушкин останавливался в этом доме. Будто какая-то сказка, честное слово. Да где же он тут жил? В какой комнате?

— Жил, жил, милая. А вот в какой комнате, никто точно не знает, только молва говорит, будто в этой самой, где мы с тобой сидим и пьем чай.

Катя уронила чашку на стол и вскочила со стула.

— Да как же это? Так просто? То Пушкин был здесь, а теперь мы?

— Сколько же лет прошло? — покачала головой старая женщина. — Почти сто пятьдесят. А люди как волны морские: одни разбиваются о берег, другие приходят. И так все века, без конца и края.

Катя потрогала рукой подоконник, потом вернулась к столу.

— Чей же это был дом? — спрашивала Катя, оглядывая стены и окна с каким-то особым почтением. — Кто здесь жил в то время, когда приезжал Пушкин?

— Известно, кто в таких хоромах живал в те времена. Сам губернатор со своей семьей. Он-то и принимал знаменитого гостя. Так вот и случилась эта история.

Помолчав, Катя вдруг обернулась к Александре Нестеровне.

— А вы как в этот дом попали? — спросила она. — Как поселились?

Старая женщина проглотила последний глоток чая, поставила чашку вверх дном на блюдце, отодвинула от себя.

— Я по закону. Мы все тут по полному праву живем, никто не своевольничал.

— А губернатора прогнали?

— Сам убежал, испугался революции. Да если бы и не убежал, все одно прогнали бы в три шеи. Квартиру эту нам Советская власть дала, когда еще мой муж был живой. Вон, видишь, его портрет над комодом висит.

Катя подошла поближе и внимательно посмотрела на поблекшую фотокарточку в рамке и под стеклом, которую она уже видела в прежние дни.

На этот раз ей виделось все по-иному, ее поразило узкое лицо молодого мужчины лет тридцати, с прямым взглядом темных веселых глаз, с пухлыми губами, растянутыми в едва уловимой улыбке. В правой руке была фуражка с козырьком, а через плечо тянулся к поясу ремень, на котором у бедра держалась кобура с оружием. Человек был симпатичным, при первом же взгляде внушал доверие, располагал к себе.

— Он был военный? — спросила Катя.

— В тот момент — да. А вообще он был врач. Вся наша Ковалевская медицина от него пошла, от Ивана Алексеевича. Сперва я за ним, а потом и Маруся по отцовскому примеру врачеванием занялась. Добрый он к людям был и веселый. Вот так он выглядел за неделю перед смертью.

— Он умер?

— Белогвардейцы убили. Утром ушел из этой комнаты, я проводила его до дверей и не знала, что прощалась навсегда.

Катя молча смотрела на старую женщину, которая стояла перед ней с гордо поднятой головой, потом подошла к Александре Нестеровне, обняла ее за плечи.

— Ладно, милая, — сказала Александра Нестеровна, — пора за работу, заболтались мы с тобой. Вечером расскажу свою историю.

Однако вечерняя беседа не состоялась. Едва стало смеркаться, как на лестнице раздались громкие голоса, топот шагов, дверь распахнулась, и в прихожей появилась Мария Ивановна в сопровождении двух молодых людей и одной девушки.

— Входите, ребята, — приглашала она своих спутников. — Познакомьтесь, пожалуйста: это моя мама, а с ней и Катя… Катюшенька, — моя племянница из Курска.

Мария Ивановна так неожиданно для самой себя представила Катюшу своей родственницей и осталась довольной, что так просто вывела девушку из затруднения, ничего не объясняя про нее.

«Какая же я племянница? — подумала про себя Катюша и поначалу даже обиделась. — Зачем же неправду?»

Снимая перчатки, шляпу и пальто, Мария Ивановна весело представляла своих гостей:

— Это студенты, мама. Сегодня у них кончилась практика, они пришли попрощаться и принесли шампанское. Да разве можно в больнице пить? Я пригласила всех к нам. Посидим за самоваром, потанцуем, да и вам веселее станет. И Катюшу развлечем.

«Если так, — подумала Катя, — пускай буду племянницей из Курска, чтобы лишний раз не объяснять чужим людям своего несчастья».

Гости разделись в прихожей, просто вошли, окружили стол, расставляя на нем коробки с тортом и конфетами и бутылки с шампанским.

— Знакомьтесь, пожалуйста. Это Миша из Орска, будущий медицинский светила, хирург, гордость кафедры.

Высокий смуглый остроносый студент с застенчивой улыбкой споткнулся на ковре и неуклюже поклонился.

— А это Лева Старжинский, любимец нянечек нашего родильного отделения.

— Вы меня конфузите, Мария Ивановна.

— Не скромничайте, Левушка, я знаю, я заметила. А за сим прошу обратить внимание на Наташеньку, — говорила Мария Ивановна, представляя студентку. — Самая младшая на курсе, мастер спорта по плаванию, лауреат всех вечеров и конкурсов студенческой самодеятельности, словом — прелесть Наташа.

Юркая, подвижная девушка с пышными светлыми волосами поклонилась Александре Нестеровне и шагнула к Катюше, протянув ей обе руки.

— Здравствуйте, Катюша. Мария Ивановна наговорила о вас столько хороших слов, вы и в самом деле — красавица. Смотрите, мальчики, какое чудо!

Парни уже сами разобрались в обстановке, во все глаза уставились на симпатичную девушку, заметили ее полноту и смиренно притихли.

Мария Ивановна быстро накрыла стол, расставила чашки, бокалы, тарелочки, включила самовар.

— Занимайте места, ребятки, садитесь. Самовар электрический, вмиг закипит. Старый давно запрятали в кладовку, больно хлопотно с ним носиться во двор, в комнате не растопишь — дымит, как паровоз.

Миша принялся откупоривать шампанское. Хлопнула пробка, шипящее вино полилось в бокалы.

— Мне нельзя, — отстранила свой бокал Катюша.

— Немножко можно, — сказала Мария Ивановна. — Капельку, символично.

— За ваше здоровье, Мария Ивановна.

— За счастье!

— За