не сказала по поводу того, что все мужчины облачены в халаты, а её батя вообще сидит в женском халате. Кажется, она уже привыкла к выкрутасам своего отца. А тот, видимо, был человеком прогрессивным. Он не отправил дочь прочь, а позволил ей находиться среди мужчин и слушать наши разговоры. А разговор пошёл о Петровых…

— Анатолий Юльевич, — мрачно начал Всеволод, стараясь не смотреть на меня. — Вам следует кое-что знать…

Старший Астафьев коротко, по-военному чётко описал начало нашей встречи с Павлом Петровым и его прихвостнями, а затем прервал свой рассказ на моменте, когда свет померк перед его глазами. Тут он пришпилил меня к спинке стула яростным взглядом, скрипнул зубами и кивнул Луке — мол, продолжай. А тот уже довёл рассказ до самого конца, поведав обо всём.

— Мда-а, — протянул старший Кантов, глянул на меня и проронил, намекая на то, как я обошёлся со Всеволодом: — А вы, сударь, сторонник радикальных решений. Ну, да Бог вам судья. Главное, что все живы, чему в немалой степени поспособствовал подчинённый вами призрак.

— Угу, — угукнул я, перехватив испуганный взор, который бросила на меня Акулина.

Её страшит моя сила? Наверняка. Но она старается не показывать этого, чем жутко напоминает мою погибшую младшую сестру. Та тоже всегда скрывала свой страх.

Тотчас чёрной волной накатили воспоминания о земной жизни. Во рту сделалось горько, а на душе кошки заскребли, завывая противными голосами. И не один я поддался унынию. После рассказа Всеволода и Луки всё как-то разом помрачнели, а в воздухе разлилось ощущение скорых неприятностей.

— Всеволод, тебе лучше не появляться в Гати пару дней, а то и цельную неделю, — первым нарушил молчание Анатолий Юльевич, который после мрачных известий как будто ещё больше обрюзг. — Пусть Павел Петров успокоится, а то он на эмоциях может ещё что-нибудь учудить, ежели увидит тебя. Пусть погибшие мужики и были всего лишь простолюдинами, но они служили ему. А за деда не переживай. Не станут Петровы вот так в лоб лезть к нему. К тому же, мне мыслится, что они хотят поквитаться только с тобой.

— Мы не дадим Всеволода в обиду! — решительно выдохнул Лаврентий, вскочив со стула.

— Не дадим, не дадим, — покивал Лука и добавил: — Однако лучше бы всё решить миром.

— Не выйдет миром, — процедил старший Астафьев, играя желваками, едва не протыкающими кожу. — Слишком много меж нами крови и её становится всё больше.

— Что же нам делать? — пролепетала Акулина, теребя носовой платочек. — Может, испросить помощи у других семей? Или пожаловать на Петровых в полицию?

— В полицию? — усмехнулся Всеволод, залпом осушил фужер и продолжил, сверкая колючими глазами: — Сестрица, ты словно в другом мире живёшь. Дворяне так не поступают. Это наша война и ничья более. Ежели мы будем клянчить помощь, то никто нас уважать не будет. Все станут плевать нам вслед. Ты этого хочешь?

— Нет, — прошептала она, опустив голову.

— Кхам, кхам! — громко прочистил я горло, привлекая к себе внимание. — Господа и дамы, что ежели я стану неким мостиком между Астафьевыми и Петровыми? Пусть дипломатия и не мой конёк, однако кое-какие навыки у меня, безусловно, имеются. Может, мне стоит потолковать с Петровыми, когда я вернусь в Гать?

— Не встревай! Ты нам не родственник, а вражда с Петровыми — дело семейное! — прогрохотал Всеволод.

— Дорогой племянник, я бы на твоём месте не был столь категоричен, — мягко прожурчал Анатолий Юльевич. — В словах Андрея есть здравое зерно.

— Я всё сказал! — отрубил старший Астафьев, порывисто встал со стула и сурово глянул на брата. — Лаврентий, подымай зад! Пора уже на боковую. Завтра на учёбу. Не забыл? А нам ещё на квартиру надо заехать и учебники взять!

Паренёк нехотя поднялся на ноги, пожелал всем спокойной ночи и удалился вместе со Всеволодом, а потом и Лука предложил мне показать мою комнату. Естественно, я согласился и отправился с семинаристом на второй этаж.

Мы пошли по потёртым ковровым дорожкам, мимо потускневшей лакированной мебели и поцарапанных медных украшений. Дом носил отпечаток былой роскоши, которая со временем приходила в упадок. И выделенная мне комната ничем не отличалась в лучшую сторону. В углу стояло трюмо в облупившейся раме, а на кровати с балдахином лежало вылинявшее постельное бельё. Однако мне было совершенно наплевать на состояние особняка. Стоило семинаристу покинуть комнату, как я сразу же бросился на пахнущую пылью кровать и захрапел раньше, чем моя голова коснулась подушки.

Ночь промелькнула, как одно мгновение, а утром я узнал, что Астафьевых не стало… в том смысле, что они спозаранку поехали на свою квартиру, не став завтракать. А вот я почистил зубы зубным порошком и решил отзавтракать.

Помимо меня за столом работали вилками Акулина и Лука, а вот их папенька уже куда-то укатил. Девушка практически не смотрела на меня, так что всё общение за столом свелось к моей беседе с семинаристом.

— Лука Анатольевич, вы не подскажете, где я могу отыскать графа Владислава Чернова? — спросил я, отправив в рот кусочек блина, наколотого на посеребренную вилку.

— Чернова? Он преподаёт в Петроградском императорском университете. Ох и снобистское, скажу я вам, местечко. У графа там имеется свой кабинет. Вы хотите попасть к нему на приём?

— Есть такое дело.

— Что ж, я сегодня ничем не занят, так что с удовольствием сопровожу вас, ежели вы не против, — проговорил семинарист, аккуратно разрезав ножом варёную репу.

— Я буду рад вашему обществу, сударь.

— Вот и хорошо. Только нам прежде нужно вас приодеть. Я выделю вам кое-чего из своего гардероба, а то вашу одежду слуги, дай бог, ежели к вечеру приведут в порядок.

— Было бы славно, — искренне произнёс я.

И уже через полчаса мы вместе с Лукой вышли из особняка. На мне трещал по швам тёплый сюртук с коротковатыми рукавами, голову покрывал котелок, а на носу обосновались неизменные круглые очки с чёрными стёклышками. Они каким-то чудом уцелели во время вчерашней передряги. И теперь я смотрел сквозь них на утренний Петроград, представший передо мной в ещё более тусклых тонах. Небо затянул ковёр облаков, сквозь которые иногда выглядывало бледно-жёлтое солнце, а прохладный ветерок гонял по брусчатке первую опавшую листву. Да-а, хороший городок, чтобы свести счёты с жизнью.