Правоохранители, похоже, считали иначе. В их глазах история ее романа, а главное, его печальное завершение были прекрасным поводом для мести. Пусть даже спустя три года.

– Вы сказали, что Вахтанг был зарублен топором, – Василиса попыталась заставить сидящих перед ней мужчин включить логику. – Я, конечно, врач, и руки у меня достаточно сильные, но не думаю, что у меня хватило бы сил прорубить череп мужчине. Вахтанг был намного выше меня и уж тем более гораздо сильнее.

– Что ж вы не уточняете, что умеете с топором обращаться, потому что выросли в деревне, уважаемая Василиса Александровна? – издевательским голосом спросил следователь. – И руки у вас действительно сильные. И как врач, анатомию человеческую вы знаете неплохо. И экспертиза показала, что убийца гражданина Багратишвили был гораздо ниже его ростом. С большой долей вероятности наш эксперт допускает, что убийцей могла быть женщина.

Неприлично открыв рот, Василиса в изумлении смотрела на него.

– Но я не могла быть одновременно в лесу, совершая убийство, и в поезде, из которого увидела тело! – воскликнула она.

– Конечно, не могли. Но убийство было совершено за полтора суток до того, как поступило ваше сообщение, – спокойно ответил Мехов. – Вы вполне могли вернуться домой, совершив преступление, затем, чтобы обеспечить себе алиби, тут же сесть на поезд и, проезжая мимо нужного места, сообщить обо всем проводнику. Именно так вы и сделали.

– Но зачем? – воскликнула Вася. – Если бы мне повезло совершить убийство и незамеченной покинуть место преступления, я бы ни за что не стала громоздить всю эту историю с увиденным в окно поезда телом! К чему такие сложности? Рано или поздно Вахтанга все равно бы кто-нибудь нашел, и никому бы даже в голову не пришло связать его убийство со мной. Мы расстались три года назад. Даже в разгар нашего романа о нем мало кто знал, а уж сейчас эта старая история и подавно никому не интересна.

– Ошибаетесь, – Мехова, казалось, нисколько не выводила из себя ее горячность. А вот Бунин смотрел на нее с некоторым сочувствием. – Жена гражданина Багратишвили, Нина Веденеева, сообщила, что ее муж был по-прежнему увлечен вами и прилагал огромные усилия к тому, чтобы вас вернуть.

Жена Вахтанга. Это словосочетание снова вызвало у нее легкую дрожь. Василиса представила высокую, худую, изможденную женщину с больными горящими глазами. Из-за постоянной, сводящей с ума ревности она выглядела много старше своих сорока лет. Василиса иногда сталкивалась с ней на выставках или премьерных спектаклях. О том, что эта женщина и есть жена Вахтанга Нина, ее просветила театральная реквизиторша Катюша, с которой она познакомилась во время частых забегов в театр и с которой случайно столкнулась как-то в фойе. То, что Нине тоже известно, кто она такая, Василиса поняла по частым, острым взглядам, которые Нина бросала в ее сторону. Да что там, просто глаз не сводила.

«На мне ведь узоров нету и цветы не растут», – каждый раз хотелось сказать Василисе, но, чувствуя пусть и невольную, но все-таки вину перед этой женщиной, она опускала глаза и проходила мимо.

– Она ошибается, – тихо сказала Василиса сыщикам, ожидающим ее ответа. – Он вовсе не старался меня вернуть. Просто у Вахтанга был сильно развит собственнический инстинкт, и он считал неправильным, что это я его бросила.

– А это вы его бросили? – уточнил Мехов.

– Да. Я. Потому что единственное, что мне в жизни трудно простить, – это ложь. Тем более такую жестокую и бессмысленную, как та, что он нагромоздил.

– И он не просил вас вернуться к нему?

– Просил. Примерно с полгода после того, как я переехала, он звонил мне, подстерегал у подъезда. Пытался поговорить и изменить мое решение. Один раз он устроил сцену, некрасивую сцену, в отделении, где я работаю. Но потом он понял, что я настроена решительно. И отстал. Поймите, у нас не могло быть возврата к прошлому, и пусть и не сразу, но он с этим смирился.

– А вы?

– Я? Я живу дальше, – честно призналась Василиса. – Не буду врать, что мне легко далась эта история. Я и рыдала, и подушку грызла, и иногда думала, что, позови он вот сейчас, все брошу и к нему побегу. Но наставало очередное утро, и я говорила себе, что есть черта, через которую нельзя переступить, не потеряв уважения к себе.

Вахтанг Багратишвили – очень большая и важная часть моей жизни, но она осталась в прошлом. И в настоящем, которое меня окружает и к которому я привыкла, я бы ни за что не стала совершать поступки, лишающие меня будущего.

– А вы представляете для себя будущее без Багратишвили? – спросил Бунин.

– Конечно. Его уже несколько лет нет в моем настоящем. И я абсолютно уверена, что у меня будет семья, хороший муж, дети. Знаете, как говорят: «Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать».

* * *

Самое сложное – уметь ждать.

Вернее, не так. Самое сложное – это уметь ждать, соблюдая при этом спокойствие.

Не бегать по стенам, не заламывать руки, не проверять ежеминутно свой телефон в поисках непринятого звонка или долгожданной эсэмэски. Не приставать ни к кому с вопросами. Не жаловаться на жизнь. Не рыдать, не терять сон и аппетит, не впадать в депрессию.

Да. Это действительно очень непросто – выдержать испытание временем, в которое с тобой абсолютно ничего не происходит.

И совершенно не важно, о чем идет речь. Одинаково трудно ждать, пока вывесят списки о зачислении в институт, дадут ответ о приеме на новую работу, придет отклик на отправленный тобой проект, пока кончится жизненно важная операция у дорогого человека или пока отболит внутри после тяжелого и бурного расставания.

Пройдет. Отболит. Закончится. Поступится. Заработается. Все будет хорошо. Но не сразу. И это время нужно переболеть и перетерпеть, стиснув зубы, сохранив достоинство, не растеряв оптимизма и сил для будущих свершений. Самое сложное – оставаться хозяином ситуации, какой бы непростой она ни была.

1953 год

Поезд громадным удавом полз сквозь леса и поля куда-то на север. Лежа на привычной верхней полке, Василий лениво и безучастно смотрел за окно и представлял, что все, что проплывает мимо вагона, уже вобрано в себя огромным ползучим чудовищем, сожрано им, пережевано, как человеческие судьбы, переварено до состояния кашеобразного месива, навсегда погребено в недрах громадного, беспощадного желудка. За хвостом чудовища не оставалось ничего, кроме безнадеги. Впереди, куда еще не добралась его алчная, широко открытая пасть, еще теплится жизнь, новая, неизведанная, но вряд ли счастливая.

Впервые за последние годы Василий был рад, что так и не женился. Ссылка в маленькую, забытую богом деревню в Вологодской области касалась его одного. Его политическая неблагонадежность, которую он так долго скрывал под личиной настоящего коммуниста, как сказал на допросе следователь, разбирающий его дело, не могла нанести ущерба жене и детям, поскольку у него их не было.