Это что же такое?! Она говорит почти как моя мать.

Я в ней разочаровался. Я об этом никому не говорил, но это ведь из-за нее я убил свою мать. Именно поэтому, после убийства случайно встретив эту девочку, был так счастлив. «Это ради тебя я убил свою мать. А что ты сделаешь мне в ответ?» – со смехом хотел сказать я, но все, что сумел выдавить, так это только: «Ну и жарища». Просто смех какой-то.

– Извините, сейчас очень жарко. Не могли бы вы позвонить позже?

– Что?! Подумаешь, персона. А я еще взяла на себя труд позвонить ему. Пока! – И Тоси, разозлившись, резко разъединила телефон.

На мгновение я подумал, что она может теперь сообщить полиции все, что произошло в тот день, но, поразмыслив, решил, что это уже не имеет никакого значения, так как все равно всем уже известно, что я убил свою мать. Обхватив колени, я сидел в траве и не мог не удивляться: почему эти странные девчонки, Тоси и Юдзан, испытывают ко мне интерес?! Может, я стал в их глазах героем? Эта мысль даже подняла у меня настроение.

Убийца матери.

Несмотря на то что я совершил это ужасное преступление, думая о нем, я испытывал ощущение отрешенности.

Чем дольше я нахожусь в бегах, тем все более странной личностью становлюсь.

Я растянулся на траве и стал смотреть в голубое небо, пытаясь представить, чем сейчас занимается Тоси в своей школе. Воображая ее, я почувствовал, что у меня возникла эрекция.

Окна комнаты Тоси немного виднелись с выходящей на восток веранды моей комнаты. Ее письменный стол стоял около окна, и, если повезет, сквозь щель в оконной занавеске я мог видеть, как она занимается. Я выключал весь свет в своей комнате и потихоньку наблюдал за ней. Я мог видеть ее профиль, серьезное лицо, освещенное настольной лампой. Иногда она смеялась, наверное, когда читала комиксы, иногда хмурилась. В эти минуты мне хотелось сказать ей: «Ты не такая уж способная, так зачем тебе напрягаться! Это же бесполезно, и нужно ли тебе это? Ты ведь женщина, и этого достаточно, чтобы выжить в этом мире. Поэтому можно и не учиться». Вот такие мысли проносились у меня в голове. Может, это потому, что я уже давно испытывал своего рода антипатию к женщинам. Им ведь не надо бороться за выживание. Мужчины и так позаботятся о них.

После того как я окончательно понял, что не такой уж способный, меня все больше тревожила мысль, что девушки в общем-то умнее меня. Мне это трудно объяснить, но в отношении Тоси у меня даже возник своего рода комплекс неполноценности, ибо она и внешне недурна собой, и более счастлива, чем я. Когда мы случайно сталкивались, например, на станции, она в знак приветствия кивала мне, но я не мог ответить. Может, все не так уж и важно, но в этом проявляется мой комплекс неполноценности. Будь на моем месте нормальный парень, он бы наверняка с ней подружился. Я пару раз намеревался заговорить с ней, но она напускала на себя холодный вид и исчезала.

Из дома Тоси часто был слышен смех, как будто его обитатели развлекались, и каждый раз я думал, что в доме с молодыми девушками всегда весело. От этого я еще острее переживал свой комплекс неполноценности. То, что я учился в престижной школе, для окружающих не имело ни малейшего значения, и только моя мать искренне гордилась этим. Вот уж поистине дура. Другими словами, я оказался зажатым между общественным мнением и убеждениями моей матери и вынужден был как-то выкручиваться.

Вскоре после переезда я обнаружил, что с веранды кабинета отца просматривается ванная комната дома Тоси. Если ее окно немного приоткрыто, то можно увидеть и саму ванну. Когда я впервые понял это, ванну, к моему сожалению, принимал отец Тоси. Ее мать была более внимательна и всегда плотно закрывала окно, так что ничего не было видно. Сама Тоси иногда принимала ванну при открытом окне, особенно если до нее мылся отец.

Зная это, я, затаившись на веранде, наблюдал, как она занимается, с удовольствием предвкушая, что после этого пойдет принимать ванну. Вероятность составляла всего около пяти процентов, то есть один раз из двадцати, и то только летом, когда ее отец оставлял окно открытым, а моего отца не было в кабинете.

В тот день, хотя и не по воле провидения, все складывалось до невероятности удачно. Тоси выключила настольную лампу, вероятно, собираясь идти принимать ванну. Я перегнулся через подоконник и посмотрел вниз, на ванную комнату. Из окна шел пар, и я понял, что оно открыто. Отец Тоси, наверное, только что принимал ванну. Ну просто здорово! В возбужденном состоянии я вышел из комнаты и спустился по лестнице, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Отец только что вернулся, и было слышно, как он ужинает.

Я тихо прошел в его кабинет и прокрался на веранду. Тоси что-то говорила сердитым голосом, вероятно, жаловалась, что отец не убрал за собой после того, как принял ванну. Доносились всплески воды. Я сидел, оцепенев в ожидании, слегка обеспокоенный тем, что сейчас делает мой отец. Наконец наступил этот долгожданный момент. Я четко видел, как Тоси, совершенно голая, залезает в ванну. Свершилось! Я победно вскинул руки, и в этот момент кто-то схватил меня сзади за волосы.

– И что ты здесь делаешь? – понизив голос, спросила мать. Держа меня двумя руками за волосы, она втащила меня в кабинет и затем, не поднимая шума, в мою комнату.

– Ничего особенного.

– Подглядываешь? Как это низко! Ты просто подонок. Человеческое отребье!

Она была в пижаме водянистого цвета, купленной в Пикоке, и без косметики. Ее брови не были подведены, и поэтому она выглядела особенно некрасивой и даже неприятной, с выпяченным вперед животом. «И почему я должен подвергаться оскорблениям этой женщины, которая сама подонок?» – подумал я.

– Извини, что я подонок.

– Извинить? Да ты совсем не учишься, а только этим и занимаешься. И о чем ты думаешь? Впереди у тебя экзамены. Ты просто преступник!

– Я преступник?

– Да, преступник. Ты только и знаешь, что подглядывать. То же самое было и на старой квартире. Мы из-за тебя были вынуждены переехать, чтобы тебя полностью не разоблачили. Отец и я оказались в ужасном положении…

– Но разве ты сама не хотела переехать в отдельный дом? – перешел в наступление я.

Лицо матери как будто окаменело:

– Как ты смеешь так говорить! Соседи тебя почти разоблачили, и нам пришлось просто бежать, ибо мы с отцом боялись, что все это повредит твоему будущему. А ты говоришь, что из-за меня! По-моему, ты просто извращенец. И что ты собираешься делать дальше?

Что делать? Что делать? Что делать?

Мать злобно смотрела на меня, требуя ответа. Ее глаза за серебряной оправой как будто выкатились наружу и горели гневом и презрением. Меня потрясло, что эта идиотка может меня еще и презирать. Внезапно я осознал, что ее странный гнев был не чем иным, как проявлением ревности.

«Заткнись, а то я тебя убью».

Вот такая мысль неожиданно пришла мне в голову.

Если мать исчезнет, то я наконец стану свободным. Иначе ни о какой свободе не может быть и речи. Она будет решать, в каком университете я должен учиться, сама найдет для меня жену и будет воспитывать моих детей. Мне всего этого не избежать.