После 1933 года, когда национал-социалисты пришли к власти, стали проявляться тенденции, совершенно отличные от тех, что превалировали раньше. Сначала они просачивались сверху вниз, а затем, постепенно, стали распространяться снизу вверх. Национал-социалистическая доктрина считалась с традицией ровно настолько, насколько она могла быть полезна партии в ее стремлении к власти. В противном случае такая традиция подвергалась нападкам, выкорчевывалась и уничтожалась. Для этих целей национал-социализм обычно заимствовал свое интеллектуальное оружие из богатого арсенала идей Ницше – страстного обличителя буржуазной морали и христианских основ западной цивилизации, напыщенного проповедника «Воли к власти» и «Морального кодекса победителя», создателя идеи о «сверхчеловеке».

Я не собираюсь углубляться в наследие национал-социализма и его связей с философией Ницше. Но, когда Фридо фон Зенгер, уроженец Южного Бадена, который сам был старшим офицером во время Второй мировой войны и острым взглядом наблюдал за развитием событий изнутри, дает анализ интеллектуальной ситуации, сложившейся после 1933 года, к его словам стоит прислушаться. Как следствие неверного толкования философских идей Ницше, говорится в его книге, и выморочной теории «расового превосходства», льстившей народным массам, значение, которое до этого придавалось социальному происхождению, было заменено мистической теорией «принадлежности к высшей расе», включавшей всех и каждого и делавшей простого человека суперменом. Быстрое введение всеобщей воинской повинности позволило Гитлеру создать свое офицерство без опоры на один какой-нибудь общественный класс, чтобы внедрить идеи национал-социализма в сознание офицеров: сначала низших чинов, а затем, особенно во время войны, и высшего армейского руководства.

Чтобы в сжатые сроки многократно увеличить численность армии, в нее были введены новые элементы, которые подключились к работе по выполнению этой грандиозной задачи под командованием или, точнее, руководством имевшихся кадровых офицеров. Эти новые элементы состояли из:

а) выпускников военных училищ, количество которых было доведено до 2000 (при ежегодном наборе 120—180);

б) примерно 300 кандидатов на судебные должности, для которых не было работы в министерстве юстиции;

в) около 2500 офицеров полиции из провинциальных городов, среди которых было значительное количество бывших армейских офицеров, вынужденных демобилизоваться после 1918 года;

г) около 1500 кадровых унтер-офицеров;

д) около 1800 бывших кадровых офицеров и резервистов, вынужденных демобилизоваться после 1918 года;

е) в 1938 году около 1600 бывших австрийских офицеров.

Среди этих новых офицеров дворян было очень немного. Так получилось, что офицеры представляли практически все слои общества. Был провозглашен принцип: «Карьера открыта для талантов» (Наполеон), и более того: «Запрещается собирать сведения о происхождении» (французский гражданский кодекс). «В первые годы после прихода Гитлера к власти, – пишет генерал фон Зенгер, – существовал резкий контраст между ними и старшими офицерами, которые не были набраны на демократической основе. Старшее офицерство армии, созданной Зеектом, происходило из старых прусских семейств или, по крайней мере, прониклось их духом. Они не одобряли раболепство, которое затем стало нормой. Раболепство не имеет ничего общего с военным подчинением старшим по званию. Это типичная манера выскочек из низов, прямо противоположная поведению и образу мыслей, которые обычно свойственны джентльменам и которые, несмотря на существенные индивидуальные различия, история и социология приписывают «аристократии».

Романтика офицерской профессии и то, как интерпретировали ее нацисты, – это вопросы, в которых трудно разобраться, если не рассмотреть, хотя бы кратко, происхождение и эволюцию дворянства, а также его роль в обществе. До сих пор при изучении дворянства использовался или чисто генеалогический подход либо исторические и литературные сведения. Если рассмотреть его с социологической точки зрения, мы увидим тут два разных аспекта: один – профессиональный, или военный, второй – экономический. Вместе они образуют некий параллелограмм вокруг нашего предмета. За всю известную нам историю как Германии, так и Европы в целом доминирующим фактором была сначала военная, а затем экономическая мощь. Но экономический фактор никогда не лишал военную силу ее значения в определении конечного результата. Описание того, как эти два фактора формировали земельное и городское дворянство в Германии, можно найти в приложении 4. Здесь, для решения нашей непосредственной задачи, я приведу лишь основные тезисы, которые имеют фундаментальное значение для последующего изложения и будут постоянно встречаться в той или иной форме.

На всех стадиях своего развития, кроме последней, старая Пруссия по своему жизненному укладу и культуре мало напоминала большие имперские торговые города юга и запада. К востоку от Эльбы феодальные порядки сохранялись очень долго; у юнкеров не было других возможностей приложения своих сил, кроме крупных фермерских хозяйств и службы в прусской армии, и это в значительной степени определило характер старого прусского дворянства – оно в основном придерживалось консервативных, феодальных взглядов, презирало интеллектуалов и высоко ставило воинские добродетели.

С другой стороны, на юге и западе страны государи не стремились придать своей армии исключительное значение, поэтому социальный статус офицера там был не столь высок, чтобы дворянство стремилось не допускать буржуазию в армию или презирало любую другую карьеру. Напротив, дворяне чувствовали себя свободными в выборе профессии, предпочитая юриспруденцию и управление государством. В то же время зарождение городской элиты (явление для Пруссии почти неизвестное), которая сама приобретала статус аристократии, вынуждало земельное дворянство чаще вступать в контакт с миром предпринимательства и коммерции, денег и идей. Со временем эти две группы – городская и сельская – слились друг с другом, и общепринятые взгляды приобрели более либеральный характер по сравнению с Пруссией. Офицерство в значительно меньшей степени состояло из дворян, а профессиональный и коммерческий мир был не полностью буржуазным.

Уровень образования в германском офицерском корпусе не поддается описанию или анализу каким-либо научным методом или методом исторической социологии. Дело в том, что уровень образования – дело сугубо личное и сильно зависит от конкретного человека. Офицерский корпус составляет единое сообщество, которое выходит за рамки суммы индивидуумов, его составляющих, и общие замечания о его образовательном уровне могут в лучшем случае быть либо простым сводом статистических данных, либо набором бессодержательных банальностей. Поэтому в этой главе я предполагаю выяснить основные принципы (не только чисто военные или технические), на которых основывалась подготовка германского офицера и его дальнейшее профессиональное образование. В целом я попробую проследить изменения, которые претерпевали эти принципы с течением времени в зависимости от перемен в общественном сознании и в целях обучения.