Понятие «толпа» в представлении Васи как-то не вязалось с тем запустением, что он наблюдал на улице. И все же…

– А как все они об этом узнают?

– Узнают, не сомневайся… Давай-ка нож.

Григ забрал у парня свой нож, а взамен выложил на стойку принадлежавший все тому же Пеккеру «стинг-приор». И две коробки патронов к нему.

– Я никогда не стрелял из автомата, – честно признался парень.

– Научишься, – отмахнулся Григ.

– А он не развалится, как пистолет?

– Нет, он заговоренный.

Василий внимательно посмотрел на автомат. Ни рун, вырезанных на прикладе, ни тайных знаков на стволе. Пластик и покрытый тонким слоем смазки металл.

– Что значит «заговоренный»?

– Не сейчас.

Григ закинул на спину плотно набитый ранец, подогнал по-новому лямки. Повесил на плечо автомат.

– Все, уходим.

– На улице еще даже не рассвело.

– Когда рассветет – поздно будет.

Понятное дело, Василию было бы интересно узнать, что поздно? Или – для чего? Но Григ уже направлялся к выходу, и было ясно, что сейчас он не расположен вести беседу. Поэтому лучшее, что мог сделать в данной ситуации Василий, это последовать за сталкером. А уж куда – там видно будет. Он уже уяснил, что самое страшное в Зоне – остаться в одиночестве. Во всяком случае, для неофита.

К удивлению Василия, Григ направился не к лифту, а в прямо противоположную сторону.

Столбы, выкрашенные облупившейся зеленой краской, с белой маркировкой. Боксы, закрытые жалюзи. Парковка, превращенная в отель. Мир, вывернутый наизнанку. На одном из столбов надпись, выцарапанная чем-то острым: «Бог с нами?». На другом: «Мне все до жопы!!!»

Василий чувствовал, как тяжелый ранец оттягивает плечи. Да еще автомат, который он повесил на шею, колотился прикладом о локоть. Дискомфорт по полной программе.

Пшух!

Свет погас.

– Дьявол, – тихо выругался сталкер и включил подствольный фонарик. – Не думал, что они так быстро.

– Кто?

– Святые братья.

Василию это мало что говорило. Но он ни о чем не стал спрашивать.

Темнота сплющила пространство, сделала его одномерным. Мир сжался, как шагреневая кожа, уменьшился до размеров пятна от подствольного фонарика. Мазок света метался из стороны в сторону, то выхватывая из темноты столбы, то упираясь в стены. Казалось, они движутся по невообразимо запутанному лабиринту и с каждым шагом не приближаются к выходу, а еще больше теряются среди бесконечной вереницы поворотов, скручивающих переходы в подобие клубка. Эй, Ариадна, где ты!.. Нет ответа. Временами свет и вовсе исчезал, когда его заслоняло тело сталкера. И тогда Василию становилось не просто страшно, а жутко. До дрожи в коленках, до ледяного тремора в кончиках пальцев, до рвотных спазмов в желудке. Больше всего парень боялся оступиться и упасть. Он был почти уверен в том, что сталкер не наклонится, чтобы помочь ему подняться, даже не остановится, чтобы подождать. И тогда он останется один в темноте. И тогда его схватят те, кого сталкер назвал святыми братьями. Порой Василию казалось, что он уже слышит за спиной топот бегущих ног. Хотя, скорее всего, это были отзвуки их с Григом торопливых шагов.

– Осторожно, лестница, – предупредил Григ.

И они начали спускаться вниз.

– Я думал… – начал было Василий.

Парень хотел сказать, что им, наверное, стоит выбраться на поверхность. Но, услышав короткое «Заткнись!», он именно так и поступил.

Спустившись на два пролета, они снова побежали сквозь мрак. Был ли это коридор или еще один уровень подземной парковки? Лучик фонарика выхватывал из темноты то участок стены, покрытой облупившейся краской, то пластиковую вентиляционную решетку. Один раз Василию показалось, что свет скользнул по тяжелой сейфовой двери. Хотя не исключено, что ему это только привиделось. Происходящее стало напоминать ему дурной, затянувшийся сон, в котором можно бежать изо всех сил, спасаясь от неведомой опасности, и при этом четко сознавать, что все равно движешься слишком медленно. Тьма была готова в любую секунду поглотить их. Или они уже стали частью тьмы? И им уже никогда не выбраться на свет?

– Стой.

Василий едва не налетел на внезапно остановившегося сталкера.

– Что?

– Пришли.

– Куда?

Заскрипел, затрещал, загрохотал невидимый в темноте механизм, которым, судя по адским звукам, давно не пользовались. Казалось, огромные шестерни со стертыми зубьями перемалывают булыжники.

Василий стоял, стиснув зубы, и тупо пялился во тьму. Автомат он держал обеими руками, как дубинку. Если долго и пристально вглядываться в темноту, то в какой-то момент начинает казаться, что вот-вот, еще секунда-другая, и ты обретешь ночное зрение.

– Хвала предусмотрительности Пеккера.

Фонарик Грига опустился вниз, как будто он положил автомат на пол.

– Василий.

– А?

– Давай сюда.

Григ поймал Василия за руку и потянул вниз.

Не понимая, что хочет от него сталкер, парень сначала опустился на корточки. Затем – встал на четвереньки.

– Ну, пошел, – Григ слегка хлопнул Васю ладонью по спине.

– Куда? – не понял тот.

– Вперед.

– На четвереньках?

– Иначе не пролезешь.

Василий протянул руку вперед. Ничего. Пусто. Он неуверенно продвинулся немного вперед.

– Ну, живее! – подтолкнул его сталкер.

Пригнув голову – все равно ничего не видно, зато так, если что, лоб не расшибешь, – Василий быстро пополз вперед. Сначала он ощущал под руками холодный, шершавый бетон. Потом поверхность, по которой он полз, вроде бы сделалась ровнее. Или это ладони потеряли чувствительность? Случайно качнувшись в сторону, Василий плечом ткнулся в стену. Выходит, они ползут по узкому лазу. Ну, ладно, пусть так. Знать бы только, куда он выходит? Хотя это тоже не принципиальный вопрос. Цель – ничто, движение – все.

Вот так.

В какой-то момент Василий вдруг понял, что напрочь потерял чувство времени. Он не мог даже приблизительно сказать, как долго ползет в непроглядной тьме неизвестно куда. Может быть, пару минут, а может, и несколько часов. И, кто знает, быть может, ползти ему так до скончания дней. А что, если дни его уже закончились? Что, если маньяк, перерезавший глотку Пеккеру, убил и его с Григом? И теперь они думают, что ищут выход из западни, а на самом деле погружаются все глубже во мрак потустороннего мира. Василий испугался и почти неслышно забормотал «Отче наш». Но после слов «да святится имя твое» понял, что не помнит продолжения. И вот, когда Василий уже готов был предаться унынию, которое, как известно, входит в великолепную семерку канонических смертных грехов, он почувствовал, что навстречу ему потянуло холодным, немного влажным ночным воздухом, напоенным омерзительной вонью черт знает какой гадости. И это было самым замечательным, что случилось с ним за истекшие сутки. Василий пополз быстрее. Хотя, может быть, ему это только показалось. Потому что ему хотелось скорее, как можно скорее, выбраться из этой бесконечно длинной кроличьей норы.