РОССИЯ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 22 ДЕКАБРЯ 1849 ГОДА

На стене дома вывешен царский указ. Наезд на текст указа, можно прочесть следующие строки:

«Пагубные учения, породившие смуты и мятежи во всей Западной Европе… отозвались, к сожалению, и в нашем отечестве… Горсть людей, совершенно ничтожных, большею частию молодых и безнравственных, мечтала о возможности попрать священнейшие права религии, закона и собственности…»

Вереница арестантских карет, сопровождаемых жандармами, пролетает мимо…

Богатая квартира барона Врангеля. То же утро

Выглянув в окно на шум карет, заспанный и полуодетый 16-летний Александр Врангель — румянощекий, круглолицый юноша с рыжими бакенбардами — поворачивается к своему дяде, стоящему у зеркала и надевающему генеральскую форму.

ВРАНГЕЛЬ. Что это, дядя?

ДЯДЯ-ГЕНЕРАЛ. Заговорщиков на казнь везут.

ВРАНГЕЛЬ. Куда?

ДЯДЯ-ГЕНЕРАЛ. На Семеновскую площадь.

ВРАНГЕЛЬ (зажегшись). И вы туда? Можно мне с вами?

ДЯДЯ-ГЕНЕРАЛ. Одевайся.

Врангель бросается надевать мундир курсанта царского Лицея…

Петербург, Семеновская площадь. То же хмурое утро, мелкий снегопад

Кареты останавливаются на площади. Приговоренные к казни — их 20, все в возрасте 23–30 лет, среди них 28-летний Достоевский — высаживаются из карет и видят свежевыстроенный деревянный помост, на несколько ступеней возвышающийся над землей. Помост окружен войсками. Перед помостом стоит священник с крестом в руках.

Ужас на лицах приговоренных…

За рядами солдат — толпы людей, они смотрят на приговоренных, ждут казни. Позади них видны золоченые купола церковного собора…

Генерал-распорядитель верхом на крупном коне подъезжает к осужденным, на морозе пар валит из ноздрей коня и изо рта генерала. Генерал громким голосом командует конвоирам.

ГЕНЕРАЛ-РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Становите их!..

Конвоиры бесцеремонно толкают осужденных в сторону эшафота…

Карета с извозчиком подкатывает к площади. Из кареты почти на ходу соскакивает юный Врангель, на нем казенная лицейская шинель и треуголка. Следом выходит генерал — дядя Врангеля, но полицейские и жандармы преграждают им путь к эшафоту.

ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (за кадром). Мне было шестнадцать лет, я учился в Царскосельском лицее. В то утро дядя взял меня на Семеновскую площадь, на казнь петрашевцев. Мы хотели пробраться поближе, но полицейские и жандармы нас не пропустили. Дядя отправился к своим войскам, а я вмешался в серую толпу…

Нырнув в толпу, Врангель пытается протиснуться вперед.

Конвоиры по глубокому снегу ведут осужденных на эшафот. Священник с крестом в руке идет впереди…

Врангель протискивается в первые ряды, слышит голоса вокруг себя.

ГОЛОСА В ТОЛПЕ. За что казнят?

— Жалко… Молоденькие…

— На царя замышляли…

— А бледные какие! Измученные…

Достигнув полицейского оцепления, Врангель жадно смотрит на эшафот.

На эшафоте приговоренные жмутся друг к другу.

ГЕНЕРАЛ-РАСПОРЯДИТЕЛЬ (громко). Снять верхнюю одежду! Первую группу — к столбам!.. Барабаны!..

Барабанщики бьют частую дробь.

Осужденные бросаются друг к другу, обнимаются перед расстрелом. Конвоиры грубо снимают с них шапки и верхнее платье.

Осужденные, дрожа от холода, остаются на морозе в одних рубашках. Их выстраивают в две линии, Достоевский стоит шестым в первом ряду.

ГОЛОС ВРАНГЕЛЯ (за кадром). Тут я впервые увидел Достоевского. Он стоял шестым в первом ряду…

Слева от Достоевского конвоиры отделяют троих приговоренных, подводят их к столбам, привязывают…

Достоевский в ужасе смотрит на них. Это совсем молодые люди с темными и пышными по моде тех лет шевелюрами.

Барабанщики бьют частую дробь.

Глядя на своих товарищей, Достоевский видит сполохи прошлого.

РЕТРО:

Свои хождения по самым грязным и дешевым петербургским притонам…

Свою полуторагодичную работу над романом «Бедные люди» в дешевой съемной квартире на окраине Петербурга…

На Невском проспекте случайно встреченный приятель Григорович выпрашивает у него рукопись почитать…

Вернувшись на рассвете из очередного притона, он сидит на подоконнике, глядя в речку Мойку и размышляя, не броситься ли ему вниз головой, когда вдруг — звонок в дверь, громкий нетерпеливый стук и — это Григорович и поэт Некрасов врываются в его комнату с криком «Вы гений! Гений!»…

Генерал-распорядитель, гарцуя на коне, подъезжает к эшафоту.

ГЕНЕРАЛ-РАСПОРЯДИТЕЛЬ. Огласить приговор!

РЕТРО (продолжение):

…Мальчишки с книгами в руках бегут по улице навстречу богатым экипажам, кричат: «Сенсация! «Бедные люди» Достоевского! Весь Питер рыдает!» Из карет тянутся руки с деньгами…

…Зимний дворец, императрица читает «Бедных людей» и плачет…

…Достоевский — как новая знаменитость — на балах, великосветских приемах, литературных вечерах и диспутах…

…Дом Петрашевского, очередной диспут, молодые люди обсуждают возможность устройства республики в России…

Чиновник в мундире аудитора, стоя на эшафоте, читает приговор, изо рта его идет пар.

ЧИНОВНИК-АУДИТОР. За участие в преступных замыслах против православной церкви и верховной власти… подвергнуть смертной казни расстрелянием…

Священник, дрожа от мороза, идет по эшафоту вдоль ряда осужденных — именно тех, кто был на диспуте в доме Петрашевского — и каждому подносит крест. Осужденные целуют крест.

Сосед касается локтем Достоевского, кивком головы показывает на стоящую за эшафотом телегу, покрытую рогожей.

СОСЕД (шепотом). Гробы!

Последний из осужденных целует крест.

ГЕНЕРАЛ-РАСПОРЯДИТЕЛЬ (священнику). Батюшка, все! Вам больше здесь нечего делать! (Солдатам-конвоирам.) Приговоренным — колпаки на глаза!

Солдаты надевают трем петрашевцам, привязанным к столбам, белые предсмертные балахоны и колпаки[1].