Даже половины всех достопримечательностей Котильона хватило бы любому, чтобы развлекаться круглый год. Эмили любила пожаловаться своим гостям на скуку и простоту деревенской жизни, что было, разумеется, притворством. Но ее светские друзья верили ее словам и выражали сочувствие по поводу того, что ей так много времени приходится проводить вдали от Лондона.

Но друзья Эмили, все до одного, были из тех богатых блестящих знатных бездельников, что проводят свое время, порхая с бала на бал, с вечеринки на вечеринку, всегда готовые посмеяться над любой шуткой и посплетничать друг о друге.

Неискушенную Корнелию они повергли в совершеннейший ужас своей болтовней о непостижимых для нее вещах. Но в тех, кто знал их достаточно хорошо, они не вызывали ничего, кроме презрения. Джордж Бедлингтон терпеть не мог друзей Эмили и не считал нужным скрывать этого. Ему не о чем было говорить с хорошенькими женщинами, которые бросали на него нежные многообещающие взгляды, больше по привычке, нежели по сердечной склонности, или с молодыми людьми, которые время от времени меняли спальни в Котильоне, но никогда не бывали изгнаны из этого замкнутого элитарного кружка.

Лили же, наоборот, всех их обожала. Эти люди вели жизнь, понятную ей, — жизнь, которую она сама любила: изысканная роскошь, вышколенные слуги, предугадывающие каждое желание господ, экипажи у дверей в любое время дня и ночи и даже — сенсация тех дней — автомобили.

Здесь было все, что только можно приобрести за деньги: великолепные приемы, каждый из которых по пышности затмевал предыдущий, наряды, бриллианты, положение в обществе, место при дворе — Лили не могла жить без этого, и когда она обнимала Эмили, то делала это с неподдельным обожанием.

— Так это и есть Корнелия!

Пока Лили представляла девушку, Эмили изучающе смотрела на нее. Она не сомневалась, что Лили и Дрого что-то затеяли, и догадки ее были недалеки от истины. Невзрачная девица, решила Эмили про себя. Но, конечно, темные очки придают ей весьма странный вид.

Когда Дрого предупредил герцогиню о приезде своей невесты, та удивилась, но выразила свое одобрение. Тем не менее она не переставая размышляла, что бы это все значило и в чем кроется причина внезапного решения ее сына.

Эмили знала о том, что Дрого был влюблен в Лили с тех самых пор, как вернулся из-за границы. В первую же ночь в Котильоне, когда Лили спустилась к ужину в облаке розового шифона и сверкающем колье из сапфиров на белоснежной шейке, Эмили бросила взгляд на лицо сына и с тех пор внимательно наблюдала за развитием их романа. Информацию она черпала от самого Дрого или из сплетен общих друзей.

И вот теперь Дрого сделал предложение племяннице Лили. Все это казалось более чем странным, даже невзирая на тот факт, что девушка богата. Деньги, конечно, пригодятся всегда, но Дрого был не из тех, кто слишком печется о своих доходах и гоняется за богатыми наследницами.

Нет, деньги не были настоящей причиной, решила Эмили и дала себе слово вытянуть из Лили всю правду рано или поздно. Но переговорить с ней до обеда возможности не представлялось.

Гости разбрелись по своим комнатам, где горничные и камердинеры лихорадочно распаковывали объемистые саквояжи и картонки, которые лакеи заносили наверх. По всему дому разносился хруст разрываемой бумаги, дребезжание вешалок, хлопанье непрерывно открываемых и закрываемых гардеробов.

Корнелия поднялась в свою спальню и без удовольствия уставилась на наряд из белого газа, который Виолетта разложила на ее кровати.

— Ненавижу это платье! — воскликнула наконец она.

Виолетта с удивлением обернулась.

— Я не слышала, как вы вошли, мисс. Сегодня состоится небольшая вечеринка, а завтра ожидается парадный обед со множеством гостей. Я подумала, что вы предпочтете приберечь ваше лучшее атласное платье на завтрашний вечер.

Корнелия, однако, уже позабыла об одежде и теперь обходила комнату, разглядывая огромную кровать в алькове, изящный туалетный столик и чудесный рабочий стол со стопкой почтовой бумаги, украшенной герцогской короной. Тут же были расставлены: золотая чернильница, стаканчик остро заточенных карандашей и промокательная бумага, костяной нож с золоченой ручкой для разрезания бумаги, коробочка с конвертами, другая — со скрепками, точилка для карандашей и хрустальное пресс-папье, украшенное аметистом.

Корнелия не подозревала, что так много разнообразных предметов может понадобиться только для того, чтобы написать письмо, или что может возникнуть необходимость иметь три различных вида минеральной воды на столике около кровати, два ночника, коробку бисквитов, несколько свежих неразрезанных романов и тяжелые часы из ляпис-лазури.

Несмотря на внушительные размеры, комната казалась уютной. На полу перед камином была брошена медвежья шкура, у стены стояла софа, застеленная кружевным покрывалом, два мягких кресла и обязательный столик с лампой, цветами и бесчисленными «предметами искусства» из оникса, серебра и розового кварца.

Неожиданно Корнелии пришла в голову мысль, что однажды это все будет принадлежать ей, как хозяйке Котильона, и она испугалась. Как она сможет управлять таким огромным домом, поддерживать все в привычном порядке? Она не знает даже, как подступиться к этому. Тут Корнелия вспомнила, что герцог должен находиться в доме.

Он показался в гостиной, чтобы приветствовать прибывших гостей. Корнелия оказалась не первой, к кому он подошел, здороваясь. Он пожал ее руку и поинтересовался, было ли их путешествие приятным. Корнелия так разволновалась, увидев его, что смогла выдавить из себя только стандартный ответ, и герцог сразу же отвернулся, приветствуя Лили и Джорджа Бедлингтона.

Теперь Корнелия выжидала момент, когда она вновь сможет увидеть Роухэмптона, чтобы вручить ему заготовленный подарок. Это была всего лишь книга, на которую Корнелия обратила свое внимание во время скитаний по магазинам на Бонд-стрит и решила, что она должна понравиться герцогу. Корнелия не сказала Лили, для каких целей она приобрела книгу. Помимо всего прочего, она стеснялась произносить имя герцога вслух.

Корнелия вспомнила, что оставила книгу внизу в гостиной, положив ее рядом с собой на софу, когда она сидела, а затем в суматохе поднялась наверх и забыла про нее.

— Я кое-что оставила внизу, — сказала Корнелия Виолетте.

— Могу я принести это вам, мисс?

— Нет, продолжай распаковывать багаж.

Я спущусь сама.

Корнелия заторопилась вниз по широкой лестнице с резными балясинами в виде геральдических символов, пересекла гулкий мраморный холл и вошла в гостиную. Комната, как она и ожидала, была безлюдной, а книга лежала на том самом месте, где Корнелия забыла ее, около атласного подлокотника софы.

Корнелия взяла ее в руки и, обернувшись, заметила герцога, стоящего в дверях. Тот с удивлением смотрел на нее.

— Я услышал, как кто-то вошел в гостиную, — сказал он, — и решил взглянуть, кто бы это мог быть.