— Не платить им подъемных!

— Нет, кое-что заплатить все же следует.

— Тут надо подумать.

— Господа, заседание окончено.

— Отдайте мою карточку!

— Но мы же ничего не решили с техниками.

— Обсудим на следующем заседании.

— Я придерживаюсь на этот счет другого мнения. Заседатели как попало повскакивали со своих мест и далеко не стройными рядами покинули зал.

Привратник раскланялся с ними у выхода и, волоча хромую конечность, медленно вернулся в зал испустившего дух заседания. Одинокие сигаретные дымки смердели на поле брани.

Так уж заведено в природе, что маленькие дети, равно как и детеныши животных, начинают сосать все, что им попадет в рот; главное — научить их сосать в нужном месте.

Лорд Рэглан, «Табу инцеста», изд. Пайо, 1935, стр. 29

Анна обнаружил, что чемодан получился довольно увесистым. Стоило ли обременять себя таким количеством вещей сомнительной важности, вот в чем вопрос? Анна не стал на него отвечать — из чистого злорадства — и в результате оступился на последней ступеньке натертой лестницы. Нога его скользнула вперед, а правая рука взметнулась вверх и отправила чемодан в стеклянное окошко над входной дверью. Молниеносно вскочив, Анна успел выбежать на улицу и подхватить чемодан на лету. Поймав свой тяжеленный саквояж, он пошатнулся, натужился, шея его вздулась, и от воротника рубашки отлетела лучистая металлическая пуговка. (Эту рубашку он купил тому уже лет пять на какой-то благотворительной ярмарке.) Узел галстука мгновенно ослаб и распустился. Все надо было переделывать. Анна подобрал чемодан, напряг последние силы и бросил его через разбитое окно обратно; затем, пятясь, взбежал на крыльцо, проскочил в дверь и поймал чемодан на нижней площадке; задом-наперед он влетел на первые десять ступенек и тут только облегченно вздохнул: галстук снова плотно облегал шею, а пуговка ласково щекотала кадык.

Во второй раз Анна вышел из дома вполне благополучно и повернул в ту сторону, куда вел его тротуар.

Рошель тоже готовилась покинуть свою квартиру. Она очень спешила, надеясь примчаться на вокзал до того, как кондуктор нажмет на спусковой крючок сигнального пистолета. В целях экономии на государственных железнодорожных линиях использовали старый подмоченный порох, а чтобы выстрел прозвучал приблизительно в нужное время, на гашетку давили за полчаса до намеченного отправления. К несчастью, иногда пистолет выстреливал сразу. Рошель потратила уйму времени на то, чтобы одеться в дорогу. Результат вышел совершенно ошеломляющий.

Между полами распахнутого легкого пальто из ворсистой кудрявой шерсти проглядывало очень просто скроенное платье цвета молодой липы. Икры были затянуты в тонкие нейлоновые чулки, а изящная ступня уютно пряталась в башмачок из рыжей кожи с металлической отделкой по краю. Чемодан следовал за ней на некотором отдалении; его тащил младший братишка. Он добровольно вызвался проводить сестру, и в благодарность она доверила ему столь ответственное задание.

Неподалеку от дома зиял черный зев метро, засасывающий неосторожных пешеходов. Время от времени происходило обратное движение, и чудовище натужно изрыгало горстку бледных, помятых пассажиров, еще хранивших на одежде тошнотворный запах его утробы.

Рошель повертела головой в надежде найти такси: самая мысль о метро повергала девушку в ужас. Только что на ее глазах страшная пасть, причмокивая, всосала пятерых, трое из которых были деревенскими, что явствовало из их тяжелых корзин с гусями. Рошель зажмурилась, пытаясь совладать с собой. На улице не наблюдалось ни одного такси. Поток различного рода авто-мобилей и -бусов стекал по покатой мостовой, вызывая неодолимое головокружение. Окончательно утратив надежду, Рошель уже готова была отдаться во власть роковой лестницы, но братишка подоспел вовремя и схватил ее за подол. Платье поднялось выше колен, обнажив дивные ляжки, и несколько человек упало без чувств. Рошель отодвинулась от опасной ступеньки и благодарно поцеловала брата. К счастью, случилось так, что тело одного из упавших чуть не угодило под колеса пустого такси. Шины побледнели, машина стала.

Рошель кинулась к таксисту, протянула ему адрес, подхватила на лету чемодан, брошенный братом. Мальчик глядел ей вслед, а она посылала ему воздушные поцелуи сквозь заднее стекло, на котором болтался макабровый плюшевый мопс.

Железнодорожный билет, купленный Анжелем накануне, был отмечен рядом важных обозначений. К тому же все, что сообщили Рошель по очереди пятеро служащих, странным образом совпало с тем, что она прочла в расписании и на указателях. Так она без особого труда нашла свое купе. Анна был уже там и устраивал чемодан в багажную сетку; по лицу его струился пот. Он успел снять пиджак, и Рошель имела возможность полюбоваться его могучими бицепсами, выпиравшими сквозь полосатый поплин шерстяной рубашки. Анна поздоровался, поцеловал ей руку, и глаза его радостно заблестели.

— Как замечательно, что вы пришли вовремя!

— Я всегда прихожу вовремя, — сказала Рошель.

— Это странно, ведь вы не привыкли работать.

— О, я надеюсь, что привыкну не скоро.

Она все еще держала в руке чемодан, и Анна поспешил помочь ей:

— Простите, я загляделся на вас...

Рошель улыбнулась: оправдание пришлось ей по вкусу.

— Анна...

— Да?

— Мы долго будем путешествовать?

— Очень долго. Нам надо пересесть на корабль, потом снова на поезд, а потом на машине ехать через пустыню.

— Это просто великолепно! — сказала Рошель.

— Это более чем великолепно. Они сели рядом.

— Анжель уже пришел, — сказал Анна.

— А-а!

— Он отправился купить чего-нибудь почитать и поесть.

— Как можно думать о еде, когда мы наконец вместе?.. — тихо проговорила Рошель.

— На него это действует несколько иначе, чем на нас.

— Он очень хороший, — сказала Рошель, — но совсем не поэтичный.

— Анжель немножко влюблен в вас.

— В таком случае он не должен думать о еде.

— Боюсь, он не ради себя об этом думает, — сказал Анна. — Хотя, может, и ради себя. Не знаю.

— А я ни о чем вообще думать не могу, кроме как об этом путешествии... с вами...

— Рошель... — сказал Анна совсем тихо:

— Анна...

— Мне так хочется вас поцеловать...

Рошель ничего не ответила, но слегка отстранилась.

— Вы все испортите. Вы такой же, как остальные мужчины.

— А вам бы понравилось, если бы я сказал, что вы меня совсем не волнуете?

— Вы не поэтичны... — в голосе ее прозвучало разочарование.