Ведь я причина всего этого.

— Где мама?

— Она в кабинете, — Лиля трет нос, — завтрак приготовила и поднялась. Она злится на меня.

— За что?

— За то, что я твоей гадине перцовым баллончиком…

— Этим? — достаю из кармана небольшой черный баллончик, который поднял с травы у калитки.

— Да, — Лиля зло щурится, — этим. И я ни о чем не жалею.

— Ты еще удивляешься, почему мама злится, — шагаю к лестнице и прячу баллончик в карман. — И это незаконно продавать подобные приблуды детям.

— Это мне твоя шлюшка подарила.

Оглядываюсь. Губы поджимает, а глаза блестят от слез. Пусть она хорохорится, но в ней уже мало ярости. Лиля хочет плакать, но ведь она мне обещала, что не прольет больше слез по папаше-козлу.

Я — моральный урод. Это слово выжигается в мозгу черными буквами, и я не нахожу, что ответить Лиле. Я хочу поймать ее сейчас, прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо и что я все исправлю, но…

Но нам поможет только совместная семейная лоботомия.

— Ты должна быть для мамы сейчас опорой, Лиля.

— Мы с мамой сами разберемся.

— И ведь я уверен, что она просила тебя не лезть на рожон. Ведь так?

— Воспитывать решил? Себя воспитай для начала, — фыркает, встряхнув волосами, и скрывается в гостиной.

Слышу голоса и музыку. Телевизор включила.

И ведь права.

Начать стоило бы с себя.

Разве можно прислушиваться к словам отца, который разрушил семью? Я не просто потерял очки доверия перед своей дочерью.

Я ее саму потерял.

Поднимаюсь на второй этаж, медлю у лестницы и шагаю к двери, за которой меня ждет Ада.

Мне всегда нравился ее крохотный и уютный кабинет, в котором светло и тепло. Мы часто с Лилей прокрадывались к ней, когда она сосредоточенно проверяла тетрадки или готовилась к урокам, и сидели в уголке, наблюдая, как она хмурится, постукивает пальцами по столу и тихо вздыхает.

“Мама работает” — шептала в такие моменты Лиля, а после ползла под стол и неуклюже лезла к Аде на колени.

Ада никогда не злилась, не прогоняла ее. Целовала в макушку, ставила на смартфоне мультфильмы и возвращалась к работе, покачивая Лилю на коленях.

— Что ты тут делаешь? — Ада переводит взгляд с экрана ноутбука на меня, когда я вхожу без стука.

— Ты в порядке?

— Ты меня, что, спасать явился? — вскидывает бровь.

Проворачивает в моем сердце нож с мелкими острыми зубчиками.

— Тебе бы к Ие сейчас, — хмыкает на мое молчание, но глаза тронуты тенью отчаяния и тоски, — у нее, похоже, выкидыш. Поддержать бы тебе ее сейчас, а то коварная и жестокая подруга напала.

— Я слишком хорошо тебя знаю, — вглядываюсь в ее глаза. — Не в твоем стиле быть агрессивной дурой.

— Даже так? — усмехается. — Может, я патлы ей повыдирала и пару раз в живот пнула. Так сказать, абортировать твоего ублюдка?

Меня аж передергивает от ее тона и слов, которые звучат с ее губ чужеродно и грубо.

— Ты не такая, — говорю я.

— И очень жаль, — переводит взгляд на экран. — В любом случае, чтобы она там не верещала, а про камеру она забыла. Или просто тупая.

Разворачивает ноутбук ко мне и поднимает взгляд:

— Я тут и без тебя разберусь, Матвей. И как жаль, что видео с камер хранится у нас только пятнадцать дней. Я бы с удовольствием посмотрела, как ты встречал Ию. Хотя ты бы все равно всё подтер за собой.

— Ты имеешь полное право злиться, — сдавленно отвечаю я.

На экране Лиля выскакивает из калитки, отталкивает Аду, вскидывает руку в сторону Ии, которая падает.

— Спасибо, что разрешил, мой милый, — подпирает лицо кулаком. — И раз ты прискакал, то займемся вопросом развода? Не хочу тянуть. И у тебя ведь есть знакомые юристы, которые специализируются по таким щекотливым делам, как разводы?

У меня в глазах темнеет от волны ярости. В своем бессилии я сейчас могу наворотить таких дел, что Ада в дальнейшем и словом со мной не перекинется. И если я сейчас скрежещу зубами, шумно выдыхаю через ноздри, покрываясь красными пятнами гнева, то моя жена — отстраненная и холодная.

— Я думала, что сама найду специалиста, но решила, что наша семья должна пройти через развод вместе, Матвей, — едва заметно щурится. — И я жду от тебя, что ты понимаешь свою ответственность за произошедшее. У нас дочь, и я не хочу, чтобы она совсем потеряла веру в мужчин из-за отца, который может смешать ее мать с грязью, если этого пожелает. Давай выйдем из этого дерьма по-человечески.

Закрывает глаза на несколько секунд и тихо добавляет:

— Как мужчина и женщина, которые любили друг друга.

Глава 22. Нельзя так любить

— Ада…

— У нас нет другого выхода, Матвей, — тихо говорю я. — Мужем тебе мне не быть, но…

— Кем-то другим я для тебя не хочу быть.

Тошнит от его тихих слов и темного взгляда, в котором я не вижу любви, только гнев.

— Может, нам… — Матвей с трудом выдавливает из себя каждое слово, — на семейную терапию?

— Для Лили я найду психолога, — закрываю ноутбук. — И семейная терапия не сотрет всей этой грязи, в которой я искупалась. Доверие это не вернет…

К горлу подкатывает ком тошноты, который я с трудом сглатываю. Зря я не позавтракала. Желчь разъедает глотку и горчит на языке.

— Я понимаю, — Матвей отворачивается и пялится не мигая на стеллаж с папками. Повторяет, как в трансе. — Понимаю.

Душу бы дьяволу продала, лишь бы была возможность повернуть время вспять и заметить в Матвее то, что толкнуло его на измену.

— Мне надо сделать пару звонков, — переводит на меня черный от отчаянной ярости взгляд. — Знаешь, за пару дней до вашего с Лилей отдыха мне звонил мой одногруппник…