У полицейского, возившегося с трупом женщины, сорвался нож, и он обрезал себе большой палец. Закатив глаза, Ортега сдержанно вздохнула и снова повернулась ко мне.

— У нас все гораздо проще, — заметила она.

— Да? И как же это сделать?

— Для начала… — Ортега заколебалась, словно пытаясь понять, почему она разговаривает со мной. — А зачем вам это нужно?

Я ухмыльнулся.

— Наверное, природное любопытство.

— Ну хорошо, Ковач. — Ортега схватила обеими руками кружку кофе. — Сделать это можно вот как. В один прекрасный день мистер Дмитрий Кадмин заходит в какую-нибудь крупную страховую компанию, занимающуюся восстановлением и загрузкой оболочек. Я имею в виду действительно солидную компанию, что-нибудь вроде «Ллойд» или «Картрайт Солар».

— Это происходит здесь? — Я указал на освещенный яркими огнями мост, виднеющийся за окнами номера. — В Бей-Сити?

Когда полиция наконец собралась уезжать из «Хендрикса», Ортега заявила, что остается со мной. Изумленный помощник молча уставился на неё, но она выпроводила его, ещё раз строго напомнив, как можно быстрее считать память больших полушарий Кадмина. После этого мы поднялись в номер. Ортега даже не взглянула на отъезжающие полицейские машины.

— В Бей-Сити, на Восточном побережье или в Европе. — Пригубив кофе, Ортега поморщилась от привкуса виски, которое по её просьбе добавил в кружку «Хендрикс». — Не имеет значения. Главное — это компания. Какая-нибудь солидная, хорошо известная. Занимающаяся страховкой с того времени, когда начала широко практиковаться загрузка сознания. Мистер Кадмин выясняет особенности процедуры восстановления и загрузки и после долгих торгов по поводу страховой премии покупает полис. Понимаете, всё должно выглядеть безупречно. Заключается долгосрочный контракт, но главное то, что мы имеем дело не только с деньгами.

Я прислонился к оконной раме. Из трех комнат номера «люкс» в башне открывался вид на город и водную гладь за ним, на север и запад. Площадка у окна, занимающая около пятой части общего пространства номера, была застелена удобными подушками психоделических тонов. Мы с Ортегой сидели лицом к лицу в метре друг от друга.

— Ну хорошо, это первая копия, — сказал я. — А что дальше?

Ортега пожала плечами.

— Несчастный случай со смертельным исходом.

— В Улан-Баторе?

— Именно. Дима на большой скорости налетает на энергетический пилон, выпадает из окна гостиницы или делает ещё что-нибудь в том же духе. Агент улан-баторского отделения страховой компании извлекает память больших полушарий и за щедрое вознаграждение изготавливает копию. В дело вступает «Картрайт Солар», «Ллойд» или кто там ещё и в соответствии с условиями страхового договора переправляет оцифрованный мозг Димы в банк клонов. Там его выгружают в заблаговременно припасенную оболочку. Большое спасибо, сэр. Было очень приятно иметь с вами дело.

— А тем временем…

— А тем временем улан-баторский агент покупает на чёрном рынке оболочку: летальный исход кататонии[2]из местной больницы или жертву преступных разборок, не получившую серьёзных повреждений. Полиция Улан-Батора разбогатела на незаконной торговле таким товаром. Агент стирает сознание оболочки, в подпольном центре загружает в неё копию Димы, и копия номер два спокойно выходит на улицу. После чего суборбитальный полёт на противоположный конец земного шара — и можно приступать к работе в Бей-Сити.

— Полагаю, такие ребята попадают к вам в руки нечасто.

— Крайне редко. Дело в том, что требуется захватить с поличным сразу обе копии — или как сейчас мертвыми, или задержать за преступление, подлежащее преследованию по линии ООН. Без санкции ООН законодательно запрещено выгружать сознание из живого тела. А в безвыходном положении двойник просто уничтожает память больших полушарий выстрелом в затылок. Такое несколько раз происходило у меня на глазах.

— Весьма сурово. И каково же наказание?

— Стирание.

— Стирание? У вас и это практикуется?

Ортега кивнула. Вокруг рта у неё заиграла едва уловимая мрачная усмешка, не тронувшая сами губы.

— Да, практикуется. Вас это шокирует?

Я задумался. В Корпусе чрезвычайных посланников некоторые преступления карались стиранием. В первую очередь дезертирство и неподчинение приказу в боевой обстановке. Но мне ни разу не приходилось видеть стирание в действии. Беспрекословное повиновение было неотъемлемой частью нашей подготовки. А на Харлане стирание отменили за десять лет до моего рождения.

— Довольно старомодный подход, вы не находите?

— Вас так глубоко трогает то, что произойдет с Димой?

Я провел языком по ранкам во рту. Вспомнил кружок холодного металла, прижатый к затылку, и покачал головой.

— Нет. Но разве это останавливает таких людей, как он?

— Существует ещё несколько тяжких преступлений, за которые предусмотрена высшая мера наказания. Однако сейчас в этих случаях стирание, как правило, заменяют двумя-тремя столетиями хранения.

Выражение лица Ортеги говорило, что лично она не приветствует подобную гуманность.

Поставив кружку, я потянулся за сигаретой. Движение было чисто машинальным, и я слишком устал, чтобы с ним бороться. Ортега махнула рукой, отказываясь от протянутой пачки. Прикоснувшись кончиком сигареты к зажигательной полоске, я прищурился, глядя на лейтенанта.

— Ортега, сколько вам лет?

Она подозрительно посмотрела на меня.

— Тридцать четыре. А что?

— Гм, и вас ни разу не оцифровывали?

— Почему? Несколько лет назад у меня была психохирургическая операция, и я пару дней провела на хранении. Но если не считать это, то не оцифровывали. Я не преступник и у меня нет денег на космические путешествия.

Я выпустил облачко дыма.

— Вы относитесь к этому чересчур чувствительно. Или я не прав?

— Я же сказала, что никогда не совершала преступлений.

— Понимаю. — Я вспомнил последнюю встречу с Вирджинией Видаурой. — В противном случае вы бы не считали, что выпасть из жизни на двести лет — такой пустяк.

— Я этого не говорила.

— А и не надо было ничего говорить.

Не знаю, что заставило меня забыть о том, что Ортега является представителем закона, но что-то определенно было. Это что-то зародилось в пространстве между нами подобно статическому заряду. Я наверняка бы разобрался в этом, если бы мои подсознательные навыки чрезвычайного посланника не были притуплены новой оболочкой. Но что бы это ни было, оно уже исчезло. Расправив плечи, я сделал глубокую затяжку. Мне просто необходимо выспаться.