В злосчастную «ночь ненастную» исчезли яйца.

Весь Кур-Щавель знал, кто похитил потомство четы Мазокуров, но все лишь разводили крылышками в стороны и повторяли одно и тоже:

– Такого просто не может быть! Чтобы у нас, в Кур-Щавеле, завелся вор, похититель детей… Может быть, он хочет выкупа? Ведь Мазокур жутко богат.

Хм, выкупа! И о том, что никакого требования о выкупе никогда не поступит, тоже знали абсолютно все в Кур-Щавеле.

А Мазокур впервые в жизни накричал на Мазочку:

– Ты никудышняя мать! Ты недостойна называться курицей-несушкой! Как ты могла не уберечь наших будущих курят?

Мазочка, плача, тихонько вышла из курятника и… больше ее никто никогда не видел. Может, она забрела в горы и там окончила свои дни в холоде и одиночестве; может, погрузилась в теплые морские волны, чтобы навеки упокоиться от позора…

После этого Мазокур стал таким, каким он стал – угрюмым, ироничным до сарказма, одержимым в работе и неприступным для представительниц другого пола.

А в тот печальный день Рябая Карлица Глаша созвала экстренное заседание «Куриных мозгов» и официально подтвердила то, о чем уже кудахтал весь Кур-Щавель (соседка растрепала, в точности как в поговорке: «Расскажи курице, а она – всей улице»).

– Меня бросил муж, Карлик Пит, – сообщила Глаша ровным голосом и вдруг залилась слезами: – Петя… Петенька… И все свежие яйца унес – пять штук! Одна я со своими недорослями курятами осталась.

– Как, как? Это же примерный семьянин, многоуважаемый академик Пит, кукаректор нашего достославного университета? Правда, бывший кукаректор, но все-таки… Был ведь…

«Окольцовцы» изо всех цыплячьих сил делали вид, что ушам своим не верят.

Хотя не кто иные, как они самые, незадолго до этого бурно обсуждали на площади Яйца и побег Карлика Пита, и похищение им своих собственных яиц.

Но постойте… Только ли собственных, то есть голубых, уникальных и неповторимых?

Тут-то и сообразили кур-щавельцы, что, помимо снесенных Рябой Карлицей Глашей, Карлик Пит прихватил и яйца четы Мазокуров…

Казалось бы, жене предателя и вора не место на председательском насесте в палате «Куриные мозги». Но как не пожалеть брошенку, оставшуюся одной-одинешенькой с курятами на карликовой шее?

Тут надобно сказать несколько слов об академике Пите, бывшем кукаректоре университета. Сам университет, как уже говорилось, располагался под открытым небом, на солнечной поляночке, и преподаватель расхаживал между рядами сидящих прямо на траве студентов, помогая солнцу плавить их куриные мозги своим монотонным кудахтаньем.

Рябой Пит был самым низкорослым из всего курино-петушиного племени Кур-Щавеля, ибо, как говорится, породой не вышел – происходил из редкого племени карликовых арауканов. Как он сам многозначительно подчеркивал – чилийских арауканов. Сама по себе редкость породы не давала в Кур-Щавеле никаких карьерных преимуществ, скорее – наоборот: именно принадлежность к многочисленному роду явно и неявно говорила в пользу ее носителя, подразумевая наличие внушительного стада сторонников.

Но! У карлика-араукана Пита были невиданные в Кур-Щавеле усы, волосяная крохотная бородка и такие же бакенбарды. К тому же – рябая шея и мордочка, очаровательные фиолетовые животик и ляжки. А серые, словно сапожки, голени, которым так шли миниатюрные шпоры? А бедовый, бордовый, вздернутый хвост? Каково, а?

Вот бы еще стати прибавить петушиной, да где ж ее взять? Не на котурны же становиться, тогда уж куры совсем засмеют.

Но решающим обстоятельством, позволившим Карлику Питу беспрепятственно себя возвеличить, было то, что жена его, тоже карлица-араукан по имени Глаша, несла… голубые яйца! Не белые, не коричневые, даже не черные, как жена Аяма, а – небесно-голубые!

– И кровь у нас – голубая, – заявил в курзале Карлик Пит, которого по причине его низкорослости чаще называли Петькой, а жена – ласково, любя – Петей, Петенькой…

– Да-да, мы – голубой крови! – утверждал карлик. – Кто желает, может убедиться! Ну, смельчаки, пустите мне кровь!

И встал в воинственную позу.

И все сразу как-то стушевались, даже Лег и Аям, всегда охочие до драки. Но… Клевать недомерка – это, знаете ли… Не петушиный менталитет. Даже не куриный. Проще согласиться – да, мол, вы – существа высшего порядка, у вас голубая кровь. Почему бы и нет? «Пусть будет…».

Используя момент, Карлик Пит предложил себя в Кукаректоры Университета, на освободившуюся к тому времени вакансию. Профессор Алектор, метивший на эту должность, промолчал, будучи в прострации от такой Петькиной дерзости. Заслуженный ученый был словно придавленный противнем цыпленок табака. А жену карликову, совершенно неприметную и даже не имевшую гребешка рябую курочку Глашу, новоиспеченный кукаректор предложил в бессменные председатели «Куриных мозгов».

И все почему-то согласились. Действительно, какой вред Кур-Щавелю может нанести эта тихая, во всем и со всеми согласная Глаша? Уж лучше она, чем неповоротливый и самовлюбленный Брахмапутра, чем Аям со своими ястребиными замашками, чем, наконец, тот же Алектор – ярый ретроград и (чур меня!) прозектор… Или вечный бедокур Лег, то и дело лягающий всех подряд.

А совсем уж экзотическая должность кукаректора университета как нельзя лучше соответствовала экзотичности Карлика Пита. С голубыми яйцами и голубой кровью – это ж научный феномен. Ему на роду написано заведовать всей наукой. Пусть будет…

И только теперь, после исчезновения Мазочки и академика Пита, да еще и семи яиц в придачу, в обществе стали кое-что припоминать (насколько курам вообще свойственна память).

– Э-э, – многозначительно говорили кур-щавельцы, – а ведь перед своим изменническим побегом за горный рубеж кукаректор университета (тогда еще – кукаректор) говорил о каких-то экспериментах с якобы открытыми им «голубыми теплыми лучами».

– Да-да, – подкукарекивали иные. – Мало того, что лучи эти, по его словам, могли успешно заменить наседку – нет, это, мол, еще далеко не все!

Профессор Алектор припомнил научную подоплеку изобретения Карлика Пита. Под воздействием этих никем не виданных лучей куриные яйца якобы становились двух-желтковыми, то есть население Кур-Щавеля, по идее, в самое ближайшее время могло вырасти в геометрической прогрессии!

Это известие взволновало общественность, патриотически настроенные «окольцовцы» славили Карлика Пита и его открытие:

– Пассионарный взрыв! Пассионарный взрыв и захват всего мира! – скандировали возбужденные кукарекуны.

И здесь Карлик Пит допустил главную пиаровскую ошибку. Окрыленный прежними своими успехами перед курино-петушиным стадом, он объявил, что голубые теплые лучи столь плодотворно влияют исключительно на голубые яйца и ни на какие более.

И тут податливые кур-щавельцы тупо заупрямились. Напрасно Карлик Пит до хрипоты кудахтал, что это лишь начало эксперимента, что когда-нибудь пассионарный взрыв охватит и все остальные куриные породы…