Как агент Коулсон нашел меня?

А теперь он везет меня домой.

К папе.

Мы дошли до конца переулка, когда парень жестом велел остановиться. И достал телефон.

– Да? Лукас? Слава богу!

– Спроси, с ним ли Сэм, – прошу я.

– А Ники? А Сэм?.. Да. Хорошо. Сможешь добраться до моей тети? Молли досталось… Ладно. Пока. – Он отключается и кладет телефон обратно в карман.

– Ты Ава, да? – говорит наконец. – Подруга Сэм.

– Да?

– А я Джуро – парень Молли.

Я нетерпеливо киваю. Скорее, расскажи о Сэм! Вдруг накатывает страх – случилось худшее.

– Лукас видел, как Сэм вывели за полицейское оцепление – видимо, ее вытащил какой-то знакомый. Она в порядке. Ники тоже, он с Лукасом. Они свернули на боковую улицу, но ушли в другую сторону и сегодня сюда не вернутся.

Я испытала такое сильное облегчение, что ноги подкосились. Джуро подхватил меня под руку. Крики и топот приближались.

– Ого, пора сваливать.

И мы бежим.

Папа пожимает агенту Коулсону руку.

– Спасибо. Я ваш должник, а долги я отдаю всегда.

– Не стоит беспокойства, сэр.

Дверь закрывается.

– Идем.

Одно слово, всего одно, но сколько в нем скрытой ярости. Меня ведут в кабинет.

– Саманта, о чем ты только думала?

Я смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова: хочется так много рассказать, но я не знаю, с чего начать.

– Если бы этот агент не узнал тебя… боже мой. А если бы с тобой что-нибудь случилось… – И он крепко прижимает меня к себе.

Страх и трагические события ночи дают о себе знать, и я плачу, а папа гладит меня по голове. Он что… тоже плачет?

Я пытаюсь рассказать, почему пошла, ради чего все пережила, но он не слушает. Говорит, что понимает, что в молодости все совершают ошибки. Больше он такого не допустит. Меня не узнали только благодаря быстрой реакции Коулсона.

И мы забудем о случившемся.

Он отводит меня в комнату, велит ложиться и говорит, что завтра нужно вести себя естественно, будто ничего не случилось, чтобы никто не догадался.

Дверь закрывается. А я стою и не могу унять дрожь.

Что с Авой? Где Лукас? Все ли с ними в порядке? Когда Коулсон тащил меня сквозь толпу, ситуация выглядела плохо. Возвращается страх – меня же могли раздавить, растоптать.

Как можно после сегодняшнего оставаться дома и притворяться, будто ничего не случилось?

Я долго простояла, не шевелясь и окаменев. Мысли застыли, но я пытаюсь думать.

Номера Авы и Лукаса остались в телефоне, а их электронной почты я не знала. Можно поискать их в сети. Хотя подождите… Есть же школьная почта.

Теперь я тороплюсь – запускаю планшет, вхожу в школьную систему.

Вижу входящие и едва не падаю от облегчения. Сообщение от Авы – отправлено почти час назад.

Привет, Сэм. Давай перенесем следующее занятие на четверть часа? У меня появились кое-какие дела. Не беспокойся насчет английского завтра. Я уверена, что ты получишь хорошую оценку. Ромео у тебя вышел как живой – за него не волнуйся.

С ней все хорошо. Лукас – она явно догадалась, с кого написан Ромео, – тоже в порядке. Они оба не пострадали. Я могу вздохнуть свободно.

Я ответила, чтобы она не волновалась за меня:

Конечно. Без проблем. Увидимся завтра.

Не помню, как я переоделась в пижаму и забралась под одеяло. Включила весь свет: ночник, прикроватную лампу и лампу на потолке.

Сколько чистоты и красоты было в нашем поступке – держаться за руки ради мира. Я никогда прежде не ощущала такого единства с людьми.

Но полиция все испортила. Зачем? Мы не делали ничего плохого, просто держались за руки. И как только они появились, раскрыли себя и те другие, и полилась кровь.

Мы невольно попали между молотом и наковальней. Сколько криков боли, сколько раненых. Что случилось после того, как меня утащил Коулсон?

Это уже показывают в новостях?

Я нашла пульт и включила телевизор. Час проходил за часом, и внутри меня с каждым новым сообщением рос ужас. Повсюду беспорядки, не только в Лондоне, но в Манчестере, Бирмингеме, Глазго и в других городах. Они мгновенно растеклись по всей стране. Люди высыпали на улицы – устраивают драки, мародерствуют. Горят дома и машины.

Меня вернули домой, потому что я дочь своего отца. Я в тепле и безопасности. Но люди, которые живут в этих городах, больше не увидят покоя.

Все происходящее не укладывается в голове. Убитые горем родители Кензи хотели не этого: они призывали разорвать порочный круг насилия. Но вся страна вдруг воспользовалась смертью мальчика, чтобы умножить страдания.

А папа? Я ждала, что он придет в бешенство, потребует объяснений и выдать имена тех, кто со мной был. Я надеялась, что хоть раз смогу рассказать ему, о чем думаю, и, может быть, хотя бы раз он послушает.

Но я ошиблась.

До сегодняшнего дня я никогда его не подводила.

Он не воспринял мой поступок серьезно, не понял моих чувств и даже не попытался понять. Он хочет, чтобы я не рисковала, молчала и держалась подальше от журналистов. И никогда не вспоминала о случившемся.

Но иногда желания не совпадают с действительностью.

Наутро я встала с тяжелой головой, будто, как и Молли, получила дубинкой. С трудом оторвалась от подушки, когда прозвенел будильник.

Раздался стук. Папа дома? Дверь приоткрылась, и он заглянул в комнату.

– Я подвезу тебя сегодня – не хочу, чтобы ты ехала на автобусе.

Так что пришлось вставать и собираться в школу – привычная рутина, как в самый обычный день, но чувство нереальности происходящего не покидает.

Мы завтракает на кухне под выпуск новостей. Во многих районах города до сих пор не утихают беспорядки, но в том, где расположена школа, все спокойно – мы специально проверили список закрытых школ. Моя в нем не значилась.

Всю вину за беспорядки возложили на организаторов изначального протеста, семью Кензи, но ведь это не так – какая-то группировка обернула мирную акцию себе на пользу. В сообщениях упоминается А2.

Папа обеспокоенно молчит. Раньше я не видела его таким взволнованным.

– Скоро все уладится, правда? – с надеждой спрашиваю я.

– Город, да и вся страна, как пороховая бочка. И уже давно. Люди в отчаянии: они терпят нужду и сыты этим по горло. Смерть мальчика стала последней каплей. Не уверен, что ты права, честно говоря.