— Это что?

— Паспорт твой.

— Мой вы порвали, — фыркаю я, открывая документ, — это паспорт Мирославы. Хотите убедить меня, что она существует? — я пробегаю глазами по строчкам, — вы издеваетесь, спрашиваю вас? У нее день рождения в один день со мной.

Амир выразительно ухмыляется, а я открываю рот. Подождите…

— Бред! — шепотом вырывается у меня, пока я пытаюсь найти во взгляде мужчины хоть какой-то намек на то, что он меня сейчас глупо разыгрывает, — Этого не может быть. У моих родителей я единственный ребенок.

— Ты сильно на них похожа? — снова усмешка, — ты можешь быть приемной.

— А я обязана? Дети и родители не всегда похожи! — я мотаю головой, вспоминая ненароком, что действительно в детстве задавалась вопросом — в кого я такая рыжая и блеклая? Что у матери, что у отца были темно-русые волосы и темные глаза.

В висках начинает ломить, и я швыряю паспорт с альбомом в ящик, и касаюсь пальцами головы, массируя ее.

— Слушайте, уйдите, — говорю я, и голос звучит глухо и устало, — Я с вами крышей поеду или инфаркт получу. Пока не будут доказательства, я вам не поверю. Не знаю, какую игру вы ведете, но это уже слишком…

Похоже, мне надо успокоиться. Я опираюсь локтями на комод, и пытаюсь вдохнуть больше воздуха в легкие — сейчас мне его не хватает. Перед глазами прыгают мушки.

Амир ловит меня до того, как я успеваю упасть на пол. Он ставит меня обратно на ноги, сжимает пальцами подбородок, а вторую руку кладет на затылок.

— На меня смотри и дыши, — коротко приказывает он, пока я ловлю ртом воздух, пытаясь удержаться в сознании. Пальцы опускаются на шею, нажимают какие-то точки и массируют позвонки, после чего дурнота начинает отступать, — ты слышишь? Давай без обмороков.

— Знаете, после того, каким образом вы сообщаете некоторые новости… сложно остаться не то, что в сознании, а хотя бы просто здоровой, — бормочу я. Черт, этот тиран умеет не только угрожать. Мне приятно то, как он разминает позвонки на шее, он делает это даже мягко, хотя его ручища может меня легко сломать.

— Ты сама нашла альбом, — спокойно поясняет Амир, глядя на меня сверху вниз, — если бы не начала рыться в шкафах, а послушно пошла бы спать, как я тебе и сказал — жила бы спокойно.

Я издаю громкое “пффффф” и пытаюсь вывернуться из захвата Амира. Он сжимает пальцы на шее, останавливая меня.

— Ты ведь не уймешься, волчица? — усмехается он, и неожиданно притягивает меня ближе. Я тихо ахаю и упираюсь ему ладонями в грудь, испуганно глядя в темные глаза, — чего тебе спокойно не живется? Трать деньги, изображай мою жену, возись с ребенком. Сложно? Я к тебе даже не прикасаюсь.

— Потому что вы женаты не на мне, — сглатываю я. Воздух между нами будто под напряжением. Я уже жалею, что действительно просто молча не спрятала альбом.

— Об этом знаю только я, — улыбка Амира больше похожа на оскал хищника перед прыжком. Впрочем, он уже сжимает меня в своих лапах, как добычу, и я холодею после его слов, — тебя не устраивает? Хочешь по-настоящему стать мне женой?

— Не очень хочу! Я просто уточнила, чтобы вы не забыли.

— Тогда не лезь куда не следует.

Да! Не лезь, не рыпайся, не убегай. Сложи ручки, будь покорной, тихой и удобной. Это я уже слышала.

— Расскажите, хотя бы, с чего вы уверены, что мы с Мирославой сестры, — я решаю пойти окольным путем, и силой воли подавляю рвущееся наружу возмущение. С этим человеком нельзя бодаться лбами. Бесполезно, у меня он не настолько твердый и непробиваемый. Может быть, хитрость подействует… — если расскажете, то я… я тогда буду беспрекословно слушаться вас целый день. Ладно, два.

Амир изгибает брови в ответ на мою реплику. Секунда — и уголок губ поднимается в саркастичной, несколько удивленной улыбке, будто бы я сказала что-то очень странное. Мне даже на мгновение кажется, будто бы с этого монстра сейчас спадет маска равнодушия, и он громко фыркнет.

— Шантажируешь? — его белозубая усмешка на контрасте с темной бородой и смуглой кожей, напоминает мне острие кинжала.

— Нет… предлагаю сделку.

— Ты, оказывается, лисица, а не волчица, — тихо смеется Амир, — я давно знал, что у моей жены есть сестра. Узнал перед тем, как брать в жены. Зачем интересуешься? Тебе не все равно? Ее забрала одна семья, а тебя другая. Вы с самого рождения порознь. Про настоящих родителей даже не спрашивай — не скажу.

— Близнецов не разделяют, — тихо произношу я.

— Ты была слабее и тебя долго выхаживали.

— И моя сестра не хотела ни разу со мной увидеться?..

— Она не знает о тебе.

Я удивленно распахиваю глаза. Амир хмыкает.

— Чего?

— И вы не рассказали ей?! — восклицаю я.

— Зачем?

Действительно, зачем? Я мысленно горько смеюсь. Чтобы этого человека волновали другие… зачем, зачем, зачем, сплошное “зачем”!

Получается, этот малыш — мой племянник. Так странно и неожиданно… Я смотрю в сторону мирно спящего Тимки, когда Амир, наконец, отпускает меня. Племянник… неужели моя сестра такая идиотка? Взяла и бросила малыша у дороги. Наверное, я даже немножко рада, что мы с ней незнакомы. Жаль, что не удастся добиться у Амира правду о моих настоящих родителях и по какой причине они нас бросили. Хотелось бы просто знать. Просто так.

— Знаете, это многое меняет, — медленно произношу я, — если бы я раньше узнала, что малыш мой племянник, я бы подумала, прежде чем бежать от вас, роняя тапки. Просто потому что он мне.. Получается, родной.

— Отлично. Иди спать, — слышу я усмешку Амира, и возмущенно поворачиваюсь к нему. Ну да, ему же все равно. Сбежала — поймал, а причины побега не сильно важны.

— Ему будет спокойнее, если я первое время буду спать поблизости.

— Я плохо понял твое “буду слушаться беспрекословно”? — изгибает бровь Амир, а я мысленно и обреченно рычу. Мог бы и сделать исключение ради ребенка.

— Вы вообще не беспокоитесь о своем сыне?

— За ним присмотрят, если понадобишься — позовут. Еще раз — это называется “беспрекословно?” — неожиданно холодно спрашивает Амир, а я цежу сквозь зубы:

— Нет. Слушаюсь и повинуюсь, повелитель! Куда мне идти?

— За мной, — я замечаю, как он бросает взгляд на Тимку, и я понимаю: все-таки, он не такая уж бессердечная скала. Взгляд говорит многое — он беспокоится за ребенка. Но, видимо, у Амира немного другие понятия о заботе и ласке. Мог бы его хотя бы поцеловать напоследок.

Я представляю, как он склоняется над Тимкой, сложив губы в трубочку, чтобы чмокнуть, и тихо прыскаю. Боже, выглядит странно.

— Меня устраивает твое хорошее настроение, — слышу я голос Амира, пока мы идем по коридору особняка, и я стараюсь успеть за ним, — хотя бы дома у тебя должно быть не такое кислое лицо.