— Не могу я тебя оставить, — сказал он, обнимая ее. — Но ты должна меня понять. Я обязан именно так поступить, должен…

— Не касайся меня. Ради всех святых, уйди.

Она попыталась вырваться, Кирк не отпускал. Теперь она рыдала безудержно.

— Милая моя, неужели ты не знаешь, что я буду любить только тебя одну? Только ты одна мне нужна, — говорил он своим глубоким, обволакивающим голосом.

— Чушь! Пусти меня сейчас же. Пусти, черт тебя побери!

— Не надо плакать, дорогая. Ну да, я поступил, может быть, слишком поспешно. Прости меня. Если хочешь, я дам обратный ход и откажусь от брака с Рэйчел Макгнот. Милая, если ты скажешь, чтобы я отказался от всего… Если ты настаиваешь… Пусть мы будем бедны, пусть…

Содрогаясь и плача, она прижалась к нему теснее. Ей так были нужны его объятия, ей так хотелось снова оказаться в близости с ним! Уже не от гнева и возмущения, а от нарастающего желания она вся дрожала, слабела. Словно ее тело растаяло в тепле его рук.

— Как ты мог поступить со мной так жестоко?! — рыдала она. — Ведь я тебя люблю больше жизни! Никто никогда тебя так не полюбит!

— Я знаю, знаю. Ты моя драгоценность. Мой ангел. Моя девочка. — Он стал ее целовать.

— Нет, нет, — лепетали ее губы, в то время как все ее тело горело желанием.

Он стал покрывать поцелуями ее лицо. Что это шепчут ее губы? Что за звуки доносятся до его слуха? О, это горячие, несвязные слова любви.

Он прижал ее крепче. Ей казалось, что своими объятиями он защищает ее от всех несправедливостей мира.

Сесили тихо стонала под его ласками. Глаза ее были закрыты, лицо мокро от слез. Он нашел ее губы…

Ее ноги подкосились, и он увлек ее прямо на мягкий, рассыпчатый, еще теплый от солнца песок. Это было блаженство. Она сгорала дотла и вновь возрождалась. Что с ней будет дальше? Не все ли равно? Она уже не принадлежит себе, она его продолжение, только часть любимого мужчины, клеточка его тела…

А потом он отвел ее, ослабевшую, умиротворенную, в дом, усадил в глубокое кресло.

Она сидела, устремив в пространство невидящий взгляд.

— Вина хочешь? Может, чего-нибудь съешь? — осторожно предложил он.

Она помотала головой. Он подошел к бару, налил белого вина, принес ей.

— На-ка, выпей, тебе станет лучше.

Он поднес тонкостенный бокал к ее губам, она отпила немного, подняла голову, ее глаза приобрели осмысленное выражение. Он стоял, глядя на нее сверху, и в его глазах поблескивал самодовольный огонек.

— Ну что, ты все еще считаешь меня негодяем?

Она опустила глаза.

— Конечно, ты негодяй, но я знаю, что и сама не лучше. Мне так стыдно.

— Глупышка. — Он погладил ее по голове, будто маленькую девочку.

— Принеси фрукты. Они в моей Машине остались. Я забыла выгрузить корзину из багажника.

— Готов исполнить любой каприз моей принцессы.

Кирк легко шагал по дорожке, прислушиваясь к своим ощущениям. В голове было пусто, руки, ноги — все тело словно налилось весенними соками. Он открыл дверцу машины и, повернув к себе зеркальце заднего вида, убедился в том, что его лицо выражает только уверенность. Глаза светятся ярким огнем, на слегка затененном загаром лице особенно ярко выделялись губы…

— Хорош как всегда, — бросил он своему отражению. — Баловень судьбы.

Он не мог удержать улыбки. Как все замечательно складывается! Что это была за вспышка страсти! Что на них такое нашло? Нет, такие чувства он ни к кому не может испытывать, только к Сесили. Какое блаженство она умеет дарить ему… Он не хочет отказываться от нее. Она — единственная женщина, которая ему нужна. А Рэйчел, Донна и все остальные? Стоит ли думать о них сейчас, когда ему так хорошо с Сесили?..

В ту ночь он овладевал ею трижды, но наутро был свеж и бодр. В отличие от Донны, Сесили не изматывала его, а, наоборот, как будто вливала в него новые силы.

И вот он сидит под пляжным зонтом, потягивает кофе. Истома окутала все его существо. Холодные капли, долетевшие до его голых коленей, заставили Кирка открыть глаза. В шаге от него, чуть согнувшись, спиной к нему стояла Сесили и, фыркая, трясла головой. От ее мокрых волос, будто с шерсти собаки, во все стороны летели брызги.

И все же ей не хватает утонченности, подумал Кирк. Вот если бы она обладала манерами Донны…

Он был поражен, как Донна отреагировала на исчезновение падчерицы: совершеннейшее хладнокровие, никаких бурных эмоций, только трезвый расчет. Теперь он понял, что она выжидала, как девчонка проявит себя. В течение нескольких дней от Рэйчел не было никаких известий, в желтую прессу ничего не просочилось.

— Пожалуй, мне придется рассказать Фрэнку о глупой выходке дочери, — сообщила она ему при первом удобном случае. Со времени последнего свидания в гостевом домике они не встречались и не перезванивались. Это было их совместное решение — прекратить все контакты. — Вряд ли девчонка будет болтать лишнее…

— А если все же проболтается? — еле слышно, будто опасаясь, что кто-то сможет прочитать секрет по его губам, спросил он.

— Я буду все отрицать, — ответила она тем невозмутимо веселым тоном, каким говорила почти всегда. — Ты, я знаю, сумеешь сыграть любую роль, это твоя суть. Сделай так, чтобы, когда девчонка объявится, она была бы не уверена уже ни в чем. Может, ей приснилось? Или она обозналась. Пусть она почувствует себя виноватой. Принуди ее к оправданиям за совершенные ею глупости. Я уверена, за то время, что она отсутствует, Рэйчел сумела попасть в какую-нибудь неприятную ситуацию. Она такая глупышка!

После десятидневной паузы Кирк был уведомлен, что Рэйчел нашлась. Не сегодня завтра он должен встретиться со своей невестой…

— У тебя такой озабоченный вид. О чем думаешь, дорогой? — прервала его мысли Сесили. — Неужто прикидываешь, как дать отставку дочке богатого папеньки?

— Дорогая, как ты хороша! Ты просто очаровательна! — вместо ответа воскликнул он и улыбнулся.

Сесили, как завороженная, не могла оторвать глаз от его мягких, нежных, как атлас губ. Она наклонилась, Кирк обвил своими теплыми руками ее холодные от влаги плечи. Он не позволил себе никаких эмоций, кроме выражения радости на своем лице. На самом деле ему были неприятны ее ледяные губы, влага ее волос, лихорадочно горящие глаза.

— Мой милый, как я тебя люблю.

Она оказалась у него на коленях. Ему ничего не оставалось, как обнять ее. Он не шевелился и молчал. Перед глазами вновь встала Донна, Рэйчел, он сам и Сесили — марионетки, безнадежно запутавшиеся в нитях кукловода.

— Мой милый, как я тебя люблю, — повторила она, и ее щека коснулась его затылка. — Как сделать так, чтобы это блаженство не заканчивалось? Все продолжалось и продолжалось… Без конца и без начала…