Чтобы немного отвлечься, Александр включил радио и обернулся назад, высматривая просвет в потоке автомобилей. Почти сразу же позади его машины остановился черный «Кашкай», водитель которого, встретившись взглядом с Александром, взмахнул рукой – выезжай, мол. Что бы там ни говорили некоторые, а хорошие манеры постепенно распространяются среди московских водителей. Пешеходов на переходах пропускать научились, а надсадно сигналить по любому поводу, наоборот, отучились. И вообще как-то внимательнее стали относиться друг к другу. Совсем не то что пятнадцать лет назад, когда Александр, будучи студентом второго курса, начал осваивать трудную науку вождения.

– Смешное сердце, способно только любить, – неслось из динамиков. – Смешное сердце, в окошко глянет заря. Смешное сердце, его так просто убить. Смешное сердце смешнее день ото дня…[17]

«Это про меня песня, – нескромно подумал Александр. – Я смешной человек со смешным сердцем. Другой бы уже принудил Алецкую к сотрудничеству методом «или-или». Или делаем, как я сказал, или ищите себе другого врача. Вы сами меня выбрали? То-то же. А я дурью маюсь, ключики подбираю, общаюсь со всякими… неумными людьми. Смешно! Надо меняться, пока не поздно».

Александр прекрасно знал, что он не смешной, а очень даже правильный, и что меняться ему незачем, но надо же выпустить пар, тем более что момент для этого весьма подходящий – машина ползет по Пятницкой, в салоне никого нет, песня хорошая, как раз под настроение. Вроде как из какого-то недавно виденного фильма… А-а, из «Кочегара». Неплохой фильм, напряженный…

Александру всегда нравились драматические фильмы и книги, повествующие о взаимоотношениях между людьми, о том, как меняются люди, проходя через те или иные испытания, то есть произведения, побуждающие к размышлениям. Самыми любимыми писателями Александра были Достоевский, Фолкнер и японец Акутагава Рюноскэ, которого он ценил за предельную лаконичность стиля и умение подмечать возвышенное в повседневном.

В живописи его больше всего привлекали портреты. С чисто профессиональной точки зрения было интересно наблюдать смену канонов красоты (вот где подлинная борьба противоположностей!). Также интересно было наблюдать за тем, как разные художники запечатлевали красоту. Александру нравились те, кто умел постичь и выразить совершенство не при помощи идеальных пропорций лица и тела, а посредством взгляда своих моделей. Глаза – зеркало души, так оно и есть. С точки зрения современных стандартов Мону Лизу трудно было бы назвать красавицей, если бы не ее глаза… А тициановская Венера, нарисуй ее художник с закрытыми глазами, могла бы в наше время претендовать на звание «миленькая», не более того.

Пар быстро улетучился, а неприятный осадок на душе остался. Неприятно, когда тебя не понимают, когда обвиняют не по делу. Благие намерения? Да этими благими намерениями дорога сами знаете куда вымощена.

Постепенно Александра разобрал азарт. Ах так? Обстоятельства складываются не самым лучшим образом? Ничего, заставлю сложиться так, как надо. Алецкая до сих пор не звонит? Позвоню ей сам, вот доеду до клиники и прямо из машины наберу не откладывая. И общий язык с ней найду, и красоту ей верну, а потом доклад по этой теме сделаю. Под названием «Частный пример исправления множественных чужих косяков». Ну, не так брутально, конечно, но смысл будет такой. И если меня спросят, где изначально оперировалась моя пациентка, я не стану уходить от ответа. Корпоративная этика, говорите? Будет вам этика! И щелчок по носу будет! Такой, что на всю жизнь запомните!

Щелчок по носу – это в переносном смысле. Возврат утраченной красоты Веронике Алецкой и будет этим щелчком. Александр Берг покажет всем, как надо работать!

Человек от природы способен на многое. Никто из нас не осознает до конца собственных возможностей. Но человек, которого задели за живое, способен не просто на многое, он способен творить чудеса.

Припарковавшись возле родной клиники, Александр, как и собирался, позвонил Алецкой. Поздоровался, уточнил, удобно ли ей сейчас разговаривать, и, услышав утвердительный ответ, сказал:

– Давайте начнем прямо завтра, Вероника Николаевна. Прямо в девять. Я ознакомлю вас с планом лечения, подпишем договор, затем вы пройдете небольшое обследование…

– А операция? – перебила Алецкая. – Когда вы собираетесь меня оперировать?

– Первую операцию можно будет назначить на следующую неделю, – с нажимом на слово «первую» ответил Александр. – День мы выберем завтра.

– Пе-е-ервую? – недовольно протянула Вероника. – А сколько их всего будет?

– Никак не меньше трех и никак не больше пяти.

– Вы меня убиваете, Александр Михайлович…

Интересно, она всерьез надеялась решить все проблемы при помощи одной операции? Лицо и грудь разом? Впрочем, она же не специалист, а неспециалистам сложное кажется простым, а простое сложным.

– Главное – начать, Вероника Николаевна! – Александр вложил в голос всю бодрость, на которую только был способен. – А там уже все пойдет быстро. Чем раньше начнем, тем раньше закончим.

– А результат меня порадует? – осторожно осведомилась Алецкая. – Или вы не даете никаких гарантий?

– Результат порадует не только вас, но и миллионы ваших поклонников! – Изрекая подобное, надо стучать по дереву, чтобы не сглазить, но за неимением дерева Александру пришлось стучать по собственному лбу. – Доверьтесь мне, Вероника Николаевна, и все будет хорошо!

– Вы сегодня какой-то другой, Александр Михайлович, – сказала Алецкая, и в тоне ее явственно ощущались растерянность и недоумение. – Во время нашей встречи вы были таким… сдержанным.

– Я отчаянно стеснялся, Вероника Николаевна, – соврал Александр, надеясь, что его грубая лесть сработает должным образом. – Я же ваш давний поклонник, в моей домашней фильмотеке есть все фильмы с вашим участием. Я даже не мог мечтать о том, что когда-нибудь судьба сведет меня с вами тет-а-тет! Вероника Алецкая! В моем кабинете! Я настолько растерялся, что даже автограф забыл попросить!

«Не все же время с отмычками возиться, иногда и ломом можно поддеть», – говорил какой-то детективный персонаж.

– Не переживайте, я вам завтра подарю свою фотографию с автографом, – обнадежила Алецкая. – В девять, говорите?

«Сработало! – возликовал Александр. – Неизвестно, что будет дальше, но лед тронулся. Лед тронулся, господа присяжные заседатели![18]».

– В девять, если вам будет удобно, – галантно ответил он.

Пока не перепрыгнул, нельзя не только говорить «гоп», но и вообще задумываться о будущем и строить какие-то планы.

Планы? Ха-ха-ха! Чихало провидение на ваши планы и имело их в виду. В плохом смысле имело, в каком же еще? Недаром древние русичи говорили «загад не бывает богат» и дальше ближайшего приема пищи ничего не планировали. Не жизнь, а сплошная лепота – ни разочарований, ни нервных срывов, ни гипертонии. Нам так не жить. У нас – графики, планы, кредиты…