Вместе с тем, фейк может быть реализацией расчетливой скрытной воли, скрывающей свою роль, свои намерения в манипуляции авторами, источниками, фактами, каналами и аудиторией коммуникации. Этот полюс фейкизации является классикой конспирологии, оказывающейся целостным фейком нового уровня!!!

На примере комментариев «платных троллей», а также на художественном и психопатологическом материале Георгий Чернавин разбирается в том скрытом аспекте нашей реальности, который очень часто остается для нас неосознанным. Тонко чувствуя «дух времени», он описывает современный мир, мнение о котором мы теперь привыкли формировать по комментариям в интернете от людей, которых никогда не видели и многие из которых не существуют в действительности. Исследование сопровождается полевым материалом (интервью с выпускниками философских факультетов – «платными комментаторами» и дискуссией с современными русскоязычными философами [Чернавин 2021].

Однако, в обеих крайностях наивной ошибки и расчетливой воли, и в промежуточных формах ключевой характеристикой фейка оказывается его вменение актору. Точнее, его безответственность или желание уйти от ответственности. Это может делаться бессознательно, в силу некоего случайного «человеческого фактора» (безграмотности, недальновидности, глупости). И тогда проведенная аналитика, разъяснение устраняют, демпфируют последствия таких фейков. Или это может быть сознательное стремление уйти от ответственности за провокативные действия. Такие фейки становятся частью пропаганды, рекламы, недобросовестного маркетинга, черного пиала, информационных и гибридных войн. И в этом случае как фейки, так и их разоблачение становятся борьбой конкретных социальных сил.

Изменило коммуникацию, ее содержание и даже структуру использование ботов (от англ. «bot» – сокращенно от «robot») – автоматизированных алгоритмических программ, что позволяет резко увеличить скорость порождения и распространения информации, привлекая внимание более широкой аудитории. Фактически речь идет о человеко-программных формах коммуникации.

Первоначально это были программы, избавлявшие автора от рутинной работы, экономившие время анализа и систематизации информации. Затем боты стали применяться для регулирования социальных взаимодействий, для общения с пользователем, отвечать на простые вопросы, собирать необходимые данные, эффективно распространять рекламу, оптимизировать взаимодействие фирм с клиентами. На качественно новый уровень ситуацию вывело создание сетей ботов («bot-net») – системы алгоритмов, которые обмениваются данными под управлением оператора (botherder, ботовод) [Мартьянов, 2016]. В результате изменились коммуникативная структура, формат создания и потребления контента. Если раньше контент в социальных сетях Интернета создавался авторами и стоящими за ними акторами (владельцами сайтов, редакторами, журналистами, блогерами), а пользователи были его пассивными потребителями, то теперь действия, которые осуществлял автор (формировать сообщение, отправлять его, отвечать, комментировать чужие сообщения и т. д.) совершает бот.

Важно понимать, при этом, что бот – это не аккаунт, а программа управления аккаунтом и такие программы создали миллионы аккаунтов пользователей, маскирующихся под реальных людей во всех социальных сетях – от Facebook до Twitter и т. п. Один пользователь имеет возможность управлять несколькими аккаунтами, загружать большой контент и управлять графиком доставки. Так что любой пользователь даже со средним уровнем информационной продвинутости, с элементарными навыками программирования может разрабатывать и запускать боты, не говоря уже о работе специальных структур – так называемых «фабриках ботов».

Такая ситуация придает ботам роль активных агентов коммуникации, влияющих на развитие социальной жизни, фактически, придавая автоматизированным алгоритмам институциональный статус [Napoli 2014], а применительно к политическим процессам и политически ориентированную роль [Howard, Woolley, Calo 2018: 85]. В принципе, такие социально-политические боты амбивалентны. Они могут использоваться как для манипуляции общественным мнением, дискредитации инакомыслия, так и для гражданских инициатив [Gorwa, Guilbeault 2018: 14–15]. Причем эффект использования ботов сложно спрогнозировать даже самим разработчикам таких автоматизированных алгоритмов [Woolley, Howard 2016: 4883]

По итогам обстоятельного обзора подходов к изучению использования ботов в политической сфере, которые представлены в зарубежной и отечественной литературе, В.В. Василькова и Н.И. Легостаева выделили шесть основных направлений такой практики: ведение «мягких информационных войн»; пропаганда проправительственной точки зрения; создания искусственного общественного мнения (астротурфинг); влияние на общественное мнение путем конструирования агентов влияния или ложных лидеров общественного мнения; делигитимация властных структур, поддержка оппозиционных сил и структур гражданского общества; формирование повестки дня, ведение политических дискуссий [Василькова, Легостаева 2019]. На материале использования ботов в электоральных практиках в США, Великобритании, Венесуэле, Японии и др., исследователи выявляют три основные стратегии, реализуемые с помощью ботов: привлечение сторонников, конструирование позитивного имиджа кандидата, дискредитация конкурента.

После проведенной систематизации, или, как минимум – инвентаризации, основных коммуникативных компонентов, участвующих в образовании и реализации фейков представляется важным уточнить и конкретизировать сам процесс смыслообразования, соотношения в нем социальных и индивидуально-личностных факторов, а также специфики в смыслообразования, которая порождается особенностями современных цифровых информационно-коммуникативных технологий.

Для понмания механизмов смыслообразования принципиально важным является соотношение социальных и личностных факторов. Если понимать любой артефакт культуры как осмысленный феномен, то в таковом качестве он выступает как знак, к которому применим аппарат общей и социальной теории знаков – семиотики.

Вещи, поступки, явления природы в контексте определенных культур обладают семиотичностью не меньшей, чем языковые тексты. Национальный костюм, постройки и утварь, в принципе – любая вещь обладают целым спектром значений (функций), определяемых видом деятельности, в котором они фигурируют [Богатырев 1991]. Словесный текст является лишь частным случаем реализации модели мира наряду с другими знаковыми системами: жилищами, орудиями труда, бытовыми предметами и т. д. Каждая вещь существует, указывая на другие вещи, с которыми она находится в реальном взаимодействии, и чем шире круг этих взаимодействий, тем она осмысленнее.

Предметы и явления действительности становятся знаками, когда они используются как средство распредмечиванияопредмеченного в них социального опыта, т. е. как средства осмысления действительности. Знаком оказывается «всякий искусственно созданный человеком условный стимул, являющийся средством овладения поведением – чужим или собственным» [Выготский 1960: 111–112]. Значения знаков суть социально-практическая деятельность. Поэтому, когда мы говорим о детерминации осмысления действительности, то имеем в виду регулирующую роль самой социальной практики. Ее средства (орудия и предметы) выполняют свою знаковую функцию распредмечиваяопредмеченное в них значение: либо собственное, либо, не собственное – как это имеет место в случае с языковыми знаками, сквозь которые «просвечивают» другие значения.