Визел проехал спиной по стене, занял снайперскую позицию за вешалкой, прицелился и открыл пальбу. Растерянная Гонка достала сигарету, щелкнула зажигалкой, закусила губу. Было видно, что у нее дрожат руки.

Визел удовлетворенно перевел дух.

— Успокойся, — сказал ему Старлиц.

— Здесь хреновое освещение, — пожаловался Визел, разыскивая в сумке датчик.

— Я организую тебе специальный сеанс, — пообещал Старлиц. — Тебя устроят несколько часов?

— Самое оно! — закивал Визел, блестя бесцветными стеклянными глазками. — Если в студии.

Озбей вернулся в апартаменты в сопровождении двоих подобострастных охранников. Глянув на Визела, он пожал плечами.

— Кажется, твоему приятелю полегчало.

— Работа всегда творит с ним чудеса. Такой уж это народ — модные фотографы. Сумасшедший темперамент.

— Скажи ему, чтобы он был поосторожнее со своей большой камерой. Тут у нас сегодня особенные друзья моего дяди.

— Знаешь, ее менеджер ты, а не я, — возразил Старлиц. — Хочешь устанавливать правила для иностранной прессы — сам ему и скажи.

Визел тем временем снимал со Старлица свои сумки и сам ими обвешивался. Сеть широких нейлоновых ремней каким-то образом вернула ему человеческие очертания. Из вещевого мешка была извлечена матерчатая шляпа, которую он водрузил себе на голову под кокетливым углом.

Внезапно сильно побледневшая Гонка вскочила с места и по-турецки позвала Озбея. Тот засмеялся.

— Нервы? А я подумал было, что у малышки Гонки вообще нет нервов.

— Вы ее менеджер? — деловито обратился к нему Визел. — Больше некому.

— Конечно я, — ответил Озбей с радушной улыбкой.

— Давайте посовещаемся.

— Уже поздно, дружище. Вы устали после долгого перелета. Давайте лучше вместе выпьем.

— Отличная мысль! — одобрил Визел. Его физиономия успела округлиться. — Мне двойную. — Он перекинул через плечо последнюю сумку и, не оглядываясь, устремился к бару.

— Дело сделано, можно идти, — сказал Старлиц Виктору по-русски и тут же повернулся, покидая пентхаус.

— Подождите. — Виктор заторопился за ним по сияющему холлу.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет. Так, философия…

— Тогда дуй в мечеть и обратись к имаму. Виктор шагнул следом за ним в лифт. Одежда паренька смердела бренди и дешевым куревом.

— Я хочу понять, что со мной произошло. Я отдыхаю в своем номере после веселого вечера. И вдруг оказываюсь в кустах и писаю себе на кроссовки…

— Все просто, малыш. Ты так набрался, что не заметил, куда тебя понесло. Ты забыл не только о том, где находишься, но и вообще кто ты такой.

— Допустим, я пьян, но я знаю, куда направляетесь вы.

— Неужели? — удивленно бросил Старлиц.

— Да. Вы едете вниз, чтобы заняться этой гадкой желтой коробкой.

— Это занятие — всего лишь одна из моих тягостных обязанностей, дружок.

Лифт выпустил их в вестибюль.

— Вот, значит, что такое жизнь? — мудрствовал Виктор, шагая рядом со Старлицом. — Сначала у тебя раскалывается башка, потом начинается какая-то чертовщина… Странности никогда не случаются по одной. Оболочка жизни лопается, и ты предстаешь перед бездонной глубиной.

Старлиц смотрел сквозь стеклянную дверь пустого вестибюля. Перед казино по-прежнему стояло одинокое такси, перетрухнувший водитель которого никак не возвращался. Бутылку с бренди, которую Виктор поставил на крышу такси, успели стянуть.

— Ты когда-нибудь обсуждаешь это со своим дядей?

— Нет. Пулат Романович молодчина, он убил столько людей, что и не счесть. Но жизнь он не понимает. Новую, современную жизнь. Он потерянная душа.

— Где он сейчас? Он может мне понадобиться.

— Уехал днем в аэропорт, — сказал Виктор. — Сказал, что его ждет там сюрприз.

— Что за сюрприз?

— Понятия не имею.

Старлиц позвонил в колокольчик на стойке консьержа.

— Как насчет того, чтобы зашибить этой ночью неплохую деньгу?

— Обойдусь, — произнес Виктор, наваливаясь на стойку.

— Неужели?

— Да мне не нужны деньги. Я интеллигент. Меня не измерить общим аршином.

Старлиц внимательно оглядел Виктора. На парне были джинсы мешком, несвежая футболка с веселой наклейкой и спортивная куртка на молнии, сделанная из пластмассовых бутылок. Обут он был в поддельные турецкие кроссовки «Найк», на запястьях висели нитяные браслеты, уши были истыканы плохо зажившим пирсингом.

— Сигареты у тебя есть?

— Есть. — Виктор похлопал себя по карманам. — Турецкий «Кэмел».

— Тогда идем со мной. Это будет долгая ночь.

Старлиц забрал у зевающего консьержа желтую шляпную коробку с дурным запахом. Миновав стеклянные двери, он достал из кармана ключи от такси и положил коробку в багажник.

—Залезай! — приказал он Виктору. Тот открыл заднюю дверцу. — Не сюда, вперед.

— Лучше я буду изображать пассажира, — возразил Виктор. — Если меня увидят впереди, рядом с вами, то догадаются, что мы угнали такси.

Парень был прав. Старлиц хлопнул дверцей, с третьего раза запустил двигатель и тронулся. Проехав полуживой неоновый указатель отеля «Меридиен», он свернул на прибрежную дорогу и покатил на восток. Как в большинстве турецких такси, в этом на зеркальце заднего вида болтался на кожаном шнурке синий стеклянный талисман. Старлиц сорвал его и швырнул в окно. Немного погодя за талисманом последовал мобильный телефон таксиста.

— Сигарету? — вежливо предложил Виктор, протягивая пачку.

— То, что надо. — Прикурив от подставленной парнем зажигалки, Старлиц стал усиленно выпускать дым. Сам он сигарету не просил, значит, она была не в счет.

Найдя на связке нужный ключ, он отпер бардачок. Сначала он извлек оттуда изданную в Великобритании дорожную карту северного Кипра, потом дешевый немецкий пистолет, профсоюзный билет, жеваную колоду карт и, наконец, наполовину порожний мешочек с ливанским гашишем, который он перебросил на заднее сиденье.

— Спасибо, — сказал Виктор, убирая мешочек в карман.

Старлицу было неудобно вести машину по-британски, по левой стороне. Руль в кипрском такси был справа, рычаг переключения передач — слева, совершенно непривычно для левой руки.

— Куда мы едем? — спросил Виктор безмятежным голосом.

— «Ясак Бюлге Гирилмез», — прохрипел Старлиц.

— Понятно. «Запретная зона». Forbidden Zone, Zone Interdite, Verboten Zone[8].