— Какую помощь вам может оказать «Большая Семерка»?

Синьор Патриарка переместился на краешек кресла.

— В гастрольных поездках случается всякое. Будет досадно, если с вашей труппой произойдет неприятность. Но мы можем вам помочь. Мы можем избавить вас от проблем с безопасностью.

Старлиц выпустил дым и почесал затылок.

— Значит, вы предлагаете нам kryisha?

— Что?!

— Kryisha. Ну, tambovskaya kryisha.

— Это, кажется, по-русски? Я не владею этим языком.

Старлиц радушно улыбнулся.

— Простите, я как-то привык, что охранным вымогательством занимаются русские. Кто же предлагает нам помощь? «Ндрангета»?

— Это калабрийцы! — фыркнул Патриарка.

— Значит, «Каморра»?

— Корсиканцы!

От ужасной догадки Старлиц шутовски вытаращил глаза.

— Неужели вы из сицилийской мафии?

— Мы никогда не употребляем слово мафия, — с достоинством возразил Патриарка. — Это устаревшее, некрасивое слово, его придумала полиция. Мы — бизнесмены, люди чести. Мы владеем ресторанами, судоходными и строительными компаниями. Кроме того, у нас разработана превосходная страховочная схема — как раз для вас.

— Что вы говорите! Правда? Не могу поверить. Минуточку. Я должен связаться с деловым партнером. — Старлиц набрал номер пентхауса, сказал несколько слов кому-то из людей Озбея и услышал его голос.

— Легги! — Хрипота Озбея свидетельствовала о тяжком похмелье. — Как я рад твоему возвращению! Я уже начал тревожиться.

— Мехметкик, ты не поверишь тому, что я тебе сейчас скажу! Ко мне наведался боец сицилийской мафии. Он сидит сейчас прямо передо мной.

— Сицилийская мафия на турецком Кипре? — с сомнением спросил Озбей. — Ты шутишь?

— Нет, дружище, я серьезно. Не какая-нибудь турецкая или русская мафия, а солидная, в лучших традициях сицилийская. Сидит передо мной и занимается вымогательством.

— Поразительно! — воскликнул Озбей. — Я должен сам на него взглянуть. — Озбей пережил долгую, полную событий утомительную ночь, но открывшаяся перспектива придала ему сил.

Старлиц повесил трубку.

— Мой партнер хочет обсудить ваше предложение.

— Он принесет деньги?

— Деньги? Непременно! Он, не поверите, до чего это состоятельный человек. В его собственности есть даже банки.

Старлиц стряхнул пепел. В следующую секунду дверь распахнулась, матовое стекло вылетело и разбилось. В кабинет ворвались трое громил Озбея, вооруженные израильскими автоматами «узи». Они запыхались от стремительного штурма лестницы, но от их злобного оскала, предназначенного Патриарке, душный воздух кабинета кристаллизовался и похоронно зазвенел.

Дрей сделал правой рукой знак, знакомый бандитам всего света: средний и безымянный пальцы сложил с большим, изобразив вытянутую морду, а указательный и мизинец превратились в выразительные волчьи уши. Под испытующим взглядом Дрея Патриарка побледнел и от ужаса вобрал голову в плечи. Али тяжело выступил вперед и ударил Патриарку по голове. Тот свалился с кресла. Трое турок вволю попинали его ногами и разоружили: один изящный пистолет обнаружился у сицилийца за ремнем, другой — под мышкой. Дрей проверил его пульс, после чего пинки возобновились.

Приехавший на лифте Озбей снисходительно пожурил по-турецки своих громил.

— Прости за стекло в двери, Легги, — сказал он.

— Тургут Алтимбасак все поправит.

— Господина Алтимбасака больше нет с нами. Он получил более высокое назначение. А мы все равно скоро покинем Кипр. — Вспомнив про распростертого Патриарку, Озбей перешагнул через него, потрогал носком лучезарного ботинка. — Подумать только, сицилийская мафия! — Он покачал головой. — Старый уставший человек. Как он слаб! Какой позор! Печально. — Озбей поднял голову и сверкнул карими глазами. — Очень печально!

Ночью исчез менеджер отеля. Хохлова тоже не удавалось отыскать.

Той же ночью высадилась новая бригада турецких специалистов отельного бизнеса из Стамбула. Судя по страшному шуму, они тут же принялись за переоборудование казино. Прежний персонал из киприотов это вторжение повергло в растерянность и тоску. Они только и могли, что скакать, как кролики, из номера в номер, из одного крыла в другое.

Старлиц воспользовался суматохой и переселился в превосходные апартаменты на втором этаже, с окнами на море, а потом позвонил оператору, чтобы ему переключили телефон. Выполнить его просьбу оказалось некому. Вместо этого Старлицу пришлось общаться со сломанной голосовой почтой отеля. Сначала он выслушал вступительную трескотню по-турецки, затем — бессмысленную, но все равно до обморока пугающую мешанину, которой его попотчевал женский голос, похожий на глас самой судьбы. Он не услышал ни одного приятного слова — сплошь тьма, грязь, дым, даже кости. Перед спасительным завершающим щелчком ему послышалось слово «Легги».

Старлиц бросил трубку и уставился на свои дрожащие руки. Его парализовал ужас. Ему виделся указующий перст из будущего, не сулящий ничего хорошего. Спасения не было, отсрочка истекала.

Когда паралич прошел, Старлиц беспокойно забегал по отелю. Миссис Росс коренным образом меняла свой облик и была еще недосягаема, остальные девушки проявляли нетерпение. Они успели обгореть на кипрских пляжах, как спички, и теперь им хотелось на сцену. Они уже собрали вещи для отправки в аэропорт, их истеричные поклонницы повели традиционную борьбу за места, с которых можно будет разглядеть, кто сидит в лимузине рядом со звездой. Первыми в путь отправились звукооператоры и осветители: они уже размещались в стамбульском отеле «Стадион» и вели склочные разговоры по мобильным телефонам, требуя пятидесятиамперные лампы и прочую дребедень.

Озбей находился в прекрасной форме. Пентхаус остался в его распоряжении. Этажом ниже размещались многочисленные турецкие телевизионщики.

В вестибюле решалась судьба остальных постояльцев «Меридиена». Решалась она вполне благополучно: новые владельцы не требовали от них уплаты по прежним счетам, проявляя щедрость, показавшуюся Старлицу зловещей.

Скрежеща зубами, он возвратился в свой пустой кабинет. Ни Хохлова, ни Виктора. Ответов тоже не было. Времени оставалось в обрез, он чувствовал возрастающую тяжесть, мешавшую двигаться.

Поборов себя, Старлиц выудил из своего бездонного бумажника щегольскую визитную карточку и набрал указанный на ней номер. Ему ответила по-японски одна из очаровательных служащих эксцентричного миллионера. Он попросил соединить его с Макото.

— Как делишки, Регги? — спросил Макото. — Есть хороший новость?

Английскому языку Макото нельзя было не удивляться. Грамматикой он владел нетвердо, зато выговор у него был в самый раз для американской поп-сцены. При помощи дешевой гитары он без труда перехрипел бы Роберта Джонсона[17]. Его ноткам одиночества и хронического насморка позавидовал бы Джимми Роджерс. Своим гавайским фальцетом он запросто заткнул бы за пояс Брадду Иза[18]. Макото ничего не стоило назвать Легги «Легги», но он звал его по старинке «Регги».