– Нет, Джонни, спасибо, все нормально. Мы по-прежнему вылетаем в Тегеран в десять?

– Да, сэр. Наше разрешение, как и раньше, имеет первоочередность, и потом чартер до Тебриза.

– Будем надеяться, что там все пройдет гладко, просто туда и обратно.

Джон Хогг почувствовал, как девушка прижалась к нему низом живота.

– Поужинаем завтра? Я должен вернуться часам к шести.

– Может быть. Но только не раньше девяти.

– Превосходно.

Гэваллан некоторое время смотрел на танцующих, едва видя их, потом повернулся, спустился по лестнице и вышел на террасу первого этажа. Ночь была чудесной: огромная луна, безоблачное небо. До самой окружавшей их стены простирались акры красиво подсвеченных, прекрасно ухоженных садов, кое-где виднелись серебристые зонтики поливальных аппаратов.

«Шаргаз» был самым большим отелем в крошечном государстве, с одной стороны – море, с другой – пустыня, восемнадцатиэтажное основное здание, пять ресторанов, три бара, зал для коктейлей, кофейня, дискотека, два плавательных бассейна, сауны, хамамы, теннисные корты, оздоровительный центр, торговая галерея с дюжиной бутиков, дорогих сувенирных лавок и магазином ковров Аарона, салоны-парикмахерские, видеотека, пекарня, электроника, комната связи с телексом, печатные машинки, все номера, включая многокомнатные, как во всех современных европейских отелях, с кондиционерами, ванными комнатами с биде со входом прямо из спален и круглосуточным обслуживанием – большей частью улыбающиеся пакистанцы, – срочная химчистка, сиюминутная глажка, цветной телевизор в каждой комнате, свой канал с кинофильмами, канал новостей фондовых рынков и спутниковая телефонная связь со всеми столицами мира.

Все верно, подумал Гэваллан, но все равно это гетто. И хотя правители Эль-Шаргаза, Дубая и Шарджи – люди либеральные и терпимые, поэтому иностранцы могут заказывать в отелях спиртное, могут даже покупать его, но да поможет вам Бог, если вы попытаетесь перепродать его мусульманину, а наши женщины могут водить машины, ходить по магазинам, гулять, нет никаких гарантий, что все это продлится и дальше. В нескольких сотнях ярдов отсюда жители Эль-Шаргаза живут так же, как жили веками, а в нескольких милях, по ту сторону границы, спиртное запрещено, женщины не могут ездить на машинах или появляться на улице в одиночку, должны покрывать волосы, руки и плечи и носить просторные шаровары, а еще дальше, в настоящей пустыне, люди существуют в слое жизни, где нет места жалости.

Несколько лет назад он взял «рейнджровер» и проводника и вместе с Мак-Ивером, Дженни и своей новой женой Морин отправился в пустыню, чтобы провести ночь в одном из оазисов на краю Руб-эль-Хали. Был прекрасный весенний день. Через несколько минут после того, как они проехали аэропорт, дорога превратилась в тропинку, которая быстро сошла на нет, и они медленно покатили по каменистой земле, накрытой голубой чашей неба. Остановились, чтобы пообедать, потом двинулись дальше, иногда по песку, иногда по камням, кружа по пустыне, где никогда не выпадал дождь и ничего не росло. Ничего. Снова вперед. Когда они остановились и выключили мотор, тишина навалилась на них, как физическое тело, солнце набросилось на них, а пространство поглотило их.

Ночь была иссиня-черной, звезды – огромными, палатки – прочными, и ковры – мягкими, и тишина вокруг стала еще глубже, пространство – еще обширнее, в голове не укладывалось, что может существовать столько пространства.

– Я ненавижу это, Энди, – прошептала Морин. – Это пугает меня до смерти.

– Меня тоже. Не знаю почему, но пугает.

Во все стороны от пальм оазиса пустыня простиралась до самого горизонта, дразнящая и неземная.

– Эта огромность словно высасывает из тебя жизнь. А представь, как это все выглядит летом!

Морин вздрогнула:

– Она заставляет меня чувствовать себя ничтожней самой маленькой песчинки. Сокрушает меня, каким-то образом забирает мое равновесие. Ладно, парень, одного раза достаточно. Мне подавай Шотландию – ну, щепотку Лондона, – а здесь ноги моей больше не будет.

И она так никогда и не вернулась. Как Нелл у Скрэгга, подумал он. Не кори их. И мужикам-то в заливе – не сахар, а уж женщинам… Он огляделся. Дженни выходила на террасу через высокую стеклянную дверь, обмахиваясь веером, выглядя гораздо моложе, чем в Тегеране.

– Привет, Энди. Ты, как всегда, оказался всех мудрее: внутри такая духота, и весь этот дым, брр!

– Я никогда особым танцором не был.

– Единственное время, когда я могу потанцевать, – это когда Дункана нет рядом. Он такой закоснелый, все время брюзжит. – Она нерешительно помолчала. – По поводу завтрашнего рейса, как думаешь, я мо…

– Нет, – мягко ответил он. – Пока еще нет. Через недельку или около того. Подожди, когда пыль уляжется.

Она кивнула, не скрывая своего разочарования:

– Что сказал Скрэг?

– Да… если остальные согласятся и план будет реальным. Мы хорошо поговорили и утром еще завтракаем вместе. – Гэваллан приобнял ее и дружески прижал к себе. – Не переживай за Мака, я прослежу, чтобы с ним все было в порядке.

– У меня для него еще одна бутылка виски, ты ведь не будешь возражать?

– Положу ее в свой дипломат. Иранское управление воздушным движением предупредило нас, что в запасах продовольствия на самолете не должно быть спиртного, но это не беда, я довезу ее на руках.

– Тогда, наверное, не стоит, не в этот раз. – Его мрачное настроение тревожило Дженни, оно было ему совсем не свойственно. Бедный Энди, всякому видно, что он места себе не находит от беспокойства. – Энди, можно мне предложить кое-что?

– Конечно, Дженни.

– Используй этого полковника и Робертса, нет, Армстронга, этих больших шишек, которых тебе приходится возить в Тебриз. Почему бы не попросить их завернуть на обратном пути в Ковисс, сказать, что тебе нужно забрать оттуда кое-какие двигатели для ремонта, а? Тогда ты сможешь поговорить с Дюком напрямую.

– Отличная мысль. Садись, пять с плюсом.

Она приподнялась на носочках и по-сестрински поцеловала его:

– Ты и сам ничего соображаешь. Ну а я возвращаюсь на поле боя. Я не пользовалась такой популярностью со времен войны. – Она рассмеялась, и он тоже. – Спокойной ночи, Энди.

Гэваллан вернулся в свой отель, стоявший рядом на той же дороге. Он не заметил людей, следивших за ним, как не заметил того, что его комнату обыскивали, все его бумаги прочли и установили прослушивающие устройства в номере и в телефоне.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ТЕГЕРАНА. 11:58. Дверь пассажирского салона 125-го закрылась за Робертом Армстронгом и полковником Хашеми Фазиром. В кабине пилота Джон Хогг поднял большой палец, показывая Гэваллану и Мак-Иверу, стоявшим на бетоне рядом с машиной, что все в порядке, и покатил на взлетную полосу, направляясь в Тебриз. Гэваллан только что прибыл из Эль-Шаргаза, и это был первый момент, когда они с Мак-Ивером остались одни.